Смотрящий вниз

В голове моего соседа, разумеется, уже созрела хитроумная комбинация, долженствующая привести его после стремительной фланговой атаки к долгожданной виктории. Мой ход в этом свете представлялся ему чистой формальностью и глупой затяжкой времени. К тому же – умышленной.

Великолепный Шилобресв, прищемив худыми коленями бутыль испанского портвейна, пробовал тем часом одолеть при содействии штопора упорное сопротивление пробки. Никудышная пробка бессовестно крошилась, и штопор уже раза три выле тал вхолостую.

– Вот сволочной поплавок! – пыхтел Шилобреев. – Совсем делать разучились! Сальвадор Дали помер – и все прахом пошло!

– Внутрь надо протолкнуть, – посоветовал Егоров, опутывая проводами нелегальную елку, с утра конфискованную им у браконьеров, опустошавших в канун очередного тысячелетия подмосковные леса.

– Протолкни, – согласился Шилобреев.

Палец участкового оказался диаметром шире импортного горлышка. Шилобреев протянул ему карандаш.

– Сам заточить не можешь?! – возмутился Егоров, меняя указательный на мизинец. – Художник! Откуда у вас только руки растут?!

– Сдаешься?! – обнажив сушеную воблу, спросил меня Кутилин и потянулся за распечатанной «Балтикой». – Эй! Виночерпии! Предлагаю старый год пивком проводить!

Бутыль портвейна тотчас была отправлена в отставку, и Егоров с авангардистом вооружились бокалами.

– Где поставить?! – Маленький Ли с большой сковородой тушеных овощей вбежал н студию и завертелся в поисках подходящего мест.

– Не перебивай, когда старшие пьянствуют! – пожурил его Кутилин. – Ставь, куда хочешь! О чем бишь я?! Ах да! Итак, други мои, старый год приказал нам долго жить! Обещанного Мишкой Нострадамусом конца Света мы так и не дождались! Да будет свет! Кстати, Егоров, свет-то будет?

– Электрификацию всей елки закончим в срок!– отрапортовал участковый.

– Тогда предлагаю тост! Кутилин поднял «Балтику». – Стихами графика Пушкина! «Поднимем бокалы, содвинем их разом; да здравствует музыка!..»

– Музы, – поправил его Егоров.

– И музы! – согласился Кутилин. – Короче, за все достойное! Ваши бабки, господа!-

– У меня нет, – заскучал Шилобреев.

– Это мой новый тост, – утешил его Кутилин.– Другие говорят: «Ваше здоровье!», а я говорю: «Ваши бабки!» За процветание, значит!

Кутилин, как известно, картавил. Буква «р» в слове «процветание» пролетела у него между приставкой и корнем, будто трассирующая пуля между вражескими окопами. Сделав глубокий выдох, он приложился к «Балтике», поднял глаза и чуть не выронил емкость.

– Мои бабки! – Он ринулся к сковороде с овощами, оставленной хозяйственным Ли на широком подоконнике.

Чтоб не испортить раскаленным железом лакированную поверхность, Ли водрузил ее на кутилинский подрамник с холстом.

Выхватив из-под сковороды уже завершенный, как выяснилось, портрет мецената Бурчалкина, Кутилин обмер.

А Ли уже нес из кухни кастрюльку, источавшую дивный аромат. Он сам вызвался приготовить новогодний ужин по национальному рецепту.

В нашей семье Ли сразу взял на себя обязанности кашевара, тем более что должность была свободна. Ну а я взял на себя обязанности отца, и уже неделю, как исправно их исполнял. Впрочем, это были приятные хлопоты. Начал я с того, что забрал китайчонка из его шумной «восточно-европейской» фактории.

– Я ждал тебя раньше, сдержанно встретил Ли мое появление. – Думал, уже не придешь.

Он стоял у окна и раскачивал на гайтане, обернутом вокруг пальца, образок с чеканным ликом Серафима Саровского.

– Иногда я возвращаюсь! Подхватив Ли, я перекинул его через плечо и пошел из комнаты.

– Мальчишки! – с оттенком презрения сказал нам вслед почтенный Янь Хуэй.

Обращаться в посольство Китая доктор Чен мне отсоветовал. Юридически процедура усыновления была сложна и небезопасна. Пришлось опять прибегнуть к услугам Проявителя. Мастерски изготовленная им за традиционные «полцены» метрика утверждала, что Руслан Александрович Угаров явился на свет божий в роддоме города Кизнера Удмуртской Республики. Соответствующий штамп в моем паспорте Матвей Семенович выправил как бесплатное приложение. Ну, а производство справки о смерти матери, скончавшейся при родах, было для Проявителя и вовсе делом пустячным. Подобных справок он произвел за свою жизнь, наверное, больше, чем канцелярия нашего бригадного штаба.

Следующую неделю мы с Ли посвятили освоению города. Москвы Ли, оказалось, совсем не знал. Даже на Курском вокзале не был. Я уже не говорю про заброшенный поезд «Москва– Симферополь», из которого Ли вернулся с подарком от одного чистого сердца. Подарок теперь гадит периодически под дверью Кутилина, приводя его в законную ярость, и отзывается на кличку Мамай. Причем отзывается только и том случае, если призыв бывает подкреплен запахом свежего мяса.