Читаем Смотрите, как мы танцуем полностью

Большинство его сокамерников были моложе его и ничего не знали о той эпохе. Они не могли его понять. Не могли догадаться и о том, что этот молчаливый господин в костюме, отбывавший срок в тюрьме общего режима и куривший одну сигарету за другой, напряженно обдумывал не столько будущее, сколько прошлое. Прислонившись к сырой стене, Мехди мысленно вел судебный процесс. Он выступал на нем одновременно как судья и как обвиняемый, и его преступление не имело ничего общего с тем, что привело его за решетку. Оно было гораздо более тяжким и страшным. Оно не определялось ни одной статьей законодательства, а к смягчающим обстоятельствам можно было отнести молодость, беззаботность, честолюбие и желание творить добро. Лукавя перед самим собой и до конца себе не веря, он внушал себе, что все поступали точно так же. Он знал это, потому что видел этих людей. Он делил с ними это счастье, эти беззаботные годы, наполненные трудом и праздниками. Ночные пикники на пляже. Бег в мешках по краю поля. Охота, морские прогулки под парусом. Загородные жилища от скромных пляжных домиков до дорогих особняков. Эта чертова элита, о которой ему все уши прожужжали. Все эти годы он обманывал себя. Сочинял одни и те же жалкие истории, которые так легко опровергнуть. Он убедил себя в том, что оказался между волками и овцами. Между теми, кто ворует, и теми, кого обворовывают. Он играл роль овчарки, чье предназначение, с одной стороны, – стеречь стадо, а с другой – не подвергать опасности власть. До определенного момента этот компромисс представлялся ему вполне приемлемым. Однако раз за разом, словно внезапная боль, словно биение пульса в висках, словно удар под дых, его настигал один и тот же вопрос. Как ты мог быть так счастлив? Счастлив, несмотря на теракты, смертные приговоры и заключение в секретные тюрьмы? Счастлив, несмотря на произвол, страх, перешептывание за спиной, угрозу попасть в опалу? Бесконечно счастлив с женщиной, чье лицо ему снилось. Ее улыбку он фотографировал сотни раз. Взгляд ее темных глаз был решительным, как взгляд отважного воина. Ее улыбка освещала весь мир. Ее руки дарили ему безграничную радость.

Ему следовало бы выбрать другую жизнь. Жизнь, в которой он преподавал бы и писал книги, и этого ему было бы довольно. Да, закрыться в укромном уголке и писать о том, что сам пережил и перечувствовал. Он предал свою мечту, не сумел сохранить душу чистой, а сердце открытым, и от этого ему хотелось плакать. Он мог бы научить своих детей уважать скромность и истину. Он сказал бы им то, что когда-то говорил ему отец: «Султан, он как верблюд: топчет все, что попадается под ноги, и смотрит только на горизонт. Держись от него подальше». В последние месяцы перед тем, как уйти насовсем, Мехди тосковал по той жизни, которой у него не было. Не о судьбе героя, а о жизни простого человека. В сущности, думал он, мы, вероятно, не достойны быть свободными. Без малого в шестьдесят лет, оказавшись в камере вместе с насильниками, наркоторговцами и убийцами, он понял странную вещь. Возраст не избавляет от иллюзий. Все было бы значительно проще, если бы идеалы действительно умирали. Если бы со временем они исчезали навсегда, не находя в нас никакой опоры. Однако иллюзии никуда не деваются, они тихонько прячутся где-то внутри нас. Потертые, выцветшие. Как угрызения совести или старая рана, которая ноет накануне ненастья. От них не избавиться. Можно только сделать вид, будто тебе все равно. Все эти годы он находился как бы во внутренней эмиграции. В нем сохранилась скрытая личность, обреченная на немоту и неподвижность, она прорывалась наружу крайне редко. Всю жизнь он боялся себя больше, чем остальных.

Как человеку удается всю жизнь быть трусом? Просыпаться как трус, одеваться как трус, завтракать и обедать как трус, любить женщину, в глубине разума и сердца осознавая свою трусость? Как со всем этим можно жить? И быть счастливым?

Мехди с Аишей поселились в трехэтажном доме в верхней части Рабата. Из окон их спальни открывался вид на долину Бу-Регрега, а в ясную погоду – на городок Сале. Обставляя жилище, они купили на блошином рынке старый кожаный диван, длинный деревянный стол на резных ножках и большой шкаф для книг Мехди. Они были небогаты, но для них это не имело значения. Почти все время они проводили на работе, а на развлечения, поездки в горы и на Средиземное море в свободные дни им вполне хватало зарплаты. Они не тревожились о будущем. Они знали, что сделали правильный выбор.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне