Смотритель

И когда заскрипели ступеньки, и шестерка сердец снова словно сама собой легла сверху, она вздохнула с облегчением, ибо на миг ей показалось, что никакой тайны и нет, и все случившееся – только и есть эта ее игра в старые карты. Но, уже входя в неосвещенные сени, она почувствовала, что это не Вырин. Тем не менее все еще цепляясь за какую-то призрачную надежду, проверила. За дверью, сжимая в руке рваную босоножку, стоял парень. Маруся с испугом увидела, что босоножка ее, а, вглядевшись в несколько смущенное лицо пришедшего, едва не задохнулась от неожиданности.

Перед ней стоял тот самый человек с острова, впрочем, вполне реальный, плотский, неловко улыбавшийся своим большим, но твердым ртом. И Маруся видела, что он, в отличие от нее самой, не узнает ее. Тогда зачем и как он пришел сюда? Взгляд ее снова упал на голубую босоножку, и, как во сне, в доли секунды она представила, что он зверем бежит бором и болотами по запаху этой тряпки, брошенной ею на берегу. То есть так мог бы бежать Вырин, странная собака, оборотень, на пустынной улице, скрывшись от шоссе, перекидывающийся три раза через голову и становящийся молодым человеком в очках…

Но молодой человек махнул головой, и очки упали, еле слышно звякнув о камень, который она клала на бочку с капустой. Капусту эту, видя ее полную бытовую неприспособленность, солила для нее соседская старуха.

И Маруся ушла в комнату, открытой дверью зовя незнакомца за собой. Он нерешительно вошел, она жестом усадила его на диван с разбросанными картами и налила еще не остывшего кофе. Мужчина сел и зачем-то положил босоножку на стол, словно она была не обувью, а каким-то важным документом.

– Меня зовут Маруся… Мария, – поправилась она. – Вы не волнуйтесь так… из-за очков… и прямо скажите, зачем пришли. Я пойму, я все пойму. – И Маруся почти ласково положила свою худую руку на рукав его синей толстовки. Но не успел он раскрыть рта, как она перебила и его, и себя: – Нет, давайте лучше я расскажу, только не пугайтесь. Вы, сами не зная как, оказались на берегу одной реки без названия и там нашли порванную женскую босоножку. Она пахла… ну, не так, как обычно пахнет ношеная обувь, а так… особенно, непонятно… словом, неважно, и вы… вы помчались по следу, напролом и пришли сюда… – «Боже, что я несу и зачем?» – ужаснулась Маруся, на самом деле этими бредовыми словами пытаясь избавиться от первого ощущения на крыльце. Но, как ни странно, молодой человек не выскочил из дома, как от сумасшедшей, а рассмеялся:

– К сожалению или к счастью, я все-таки не собака, хотя ваше начало вполне справедливо. Я действительно оказался на берегу очень странным образом и нашел вашу босоножку – она ведь ваша, правда? – в одном очень странном месте. Но дальше все совсем не так. Я просто поехал домой, кончился бензин, заправка в Рождествене закрыта, поехал сюда и на обочине увидел вторую. Необычное совпадение, правда? И я, как идиот, пошел искать вас – человека, который тоже был в том странном месте, чтобы узнать хотя бы что-то…

– А как вас зовут?

– Павлов… то есть Сергей. Я понятно говорю? – вдруг забеспокоился он.

– О, да. Даже слишком. Но вы недоговариваете.

– То есть?

– То есть – да, босоножка моя, вы меня нашли, но что дальше?

– Тогда расскажите мне, что это за место, что за река – вы, местные, всегда все вокруг знаете.

– Я не местная и тоже не знаю этой реки и этого берега.

– Но вы же там были!

– Вероятно, точно так же, как и вы. – Марусе вдруг стало жалко этого, скорее всего, какого-нибудь небедного, но совершенно недалекого менеджера, который не понимает во всем происшедшем с ними в последнее время гораздо больше нее. Почему то, что случилось, случилось с ней, Марусю, вообще, удивляло не очень. Она всегда так мечтала о той жизни, так много о ней знала, так любила ее и верила, что… Случаются же чудеса – и все дело только в том, как их продлить, вернуть, сделать жизнью. Но как нечто, судя по всему, подобное могло случиться с ним?..

Там на острове она плохо его разглядела, но все-таки он представлялся ей более романтичным, более старинным, наверное, более похожим на нее саму. А тут перед ней сидел некто из чуждого ей племени «манагеров», довольный собой и окружающим, явно при деньгах. И все-таки было в его упрямых и широко расставленных близоруких глазах какое-то тепло и еще какая-то тоска и растерянность, из-за которых Марусе вдруг стало его жаль. Жаль остро, нутром, по-бабьи. – И вы уж лучше честно все рассказывайте, с самого начала, – участливо обратилась она к своему неожиданному гостю.

– Но вас это не касается! И почему я должен…

– Потому что я тоже была там! Потому что это вы испортили мне все своим дурацким неуместным стеклом, этой явно современной дамочкой, всем этим нынешним, мерзким, продажным, плюющим на прошлое мирком! – и Маруся горько расплакалась, еще горше, чем рыдала вчера на черничном берегу.

Павлов даже на какое-то время онемел от такой неожиданности – и от несправедливости. А через секунду по глазам его словно полоснули ножом.