Смотритель

Через несколько дней нам сообщили, что Александр Иванович был убит бандитами. Сразу на выходе со станции его пытались раздеть три налетчика. Тщедушный старичок вступил с ними в единоборство и получил смертельное ранение финкой.

Пред смертью он что-то просил передать мне, что не успел рассказать, но я так и не узнал, что сказал мне старый человек.

Я недослушал, все-таки перебил его и посмеялся над старым человеком. Вероятно, что человек, чувствующий свою близкую смерть, начинает обладать какими-то необычными способностями, а я даже не захотел вежливо выслушать своего коллегу.

Узнав о смерти Александра Ивановича, мне почему-то вдруг захотелось пойти в церковь и помолиться за упокой усопшего раба Божьего. Действительно, что-то со мной происходит, потому что за много лет у меня никогда не возникали мысли о религии, хотя в гимназии мы изучали закон Божий и постоянно были на церковных службах.

Великолепный собор, который в погожие дни видно из губернского города, был превращен в общественный амбар, куда свозили на хранение картофель и хлебные припасы для сдачи государству. Церковные службы давно прекратились и просторные помещения храма стали рабочими кабинетами совслужащих.

Я вошел в церковь не без внутреннего волнения, мимолетно обмахнув себя крестным знамением. Как уездный чиновник я прошел сразу к руководителю склада.

— Здравствуйте, здравствуйте, — сказал я достаточно важно. — Я такой-то из уездного отдела образования.

— Здравствуйте, пожалуйста, садитесь сюда. Наташенька, — крикнул складской начальник куда-то вдаль, — нам чайку с лимончиком. И крендельки не забудьте.

Начальник не знал, зачем это я к ним припожаловал и не знал, куда меня посадить и чем угостить.

— Да вы не волнуйтесь, я здесь совершенно по частному делу, — успокоил я его. — Предстоит курс занятий по научному атеизму и мне нужно посмотреть, как в уездном центре раздавали опиум для народа.

— Да, да, опиума было очень много, — подхватил начальник. — Сколько икон ободрали от золотых и серебряных окладов, а доски на дрова пустили, сколько риз всяких, горшков, чашек и мисок из драгметаллов в фонд помощи голодающим отправляли. А уж книг-то сколько было. Что-то отобрали работники из ЧК, что-то вместо дров жгли зимой. Эти помещения нужно поддерживать при определенной температуре, иначе продукция может испортиться, товарный вид потерять или корни пустить. Вот тогда и будет проблема. Тогда уже протапливать будет поздно, двери придется открывать. Как вы знаете, все процессы гниения сопровождаются выделением большого количества тепла.

— Спасибо, химию тоже изучали. А скажите, действительно в хорошую погоду с колокольни можно губернский центр увидеть? — спросил я.

— Не знаю, мы тут в Троицын день залазили посмотреть, — начал рассказывать завскладом. — Ничего не видели, хотя и погода была хорошая, да и подпивши немного были, а от алкоголя чувства человека обостряются. Так вот смотришь на бабу, ничего в ней хорошего нет. А как выпьешь пару-тройку рюмочек очищенной и на тебе, будто фея перед тобой стоит, бедрами крутыми к себе маня.

— Ну, вы прямо поэт по женскому полу, — улыбнулся я. — А где книги лежат, которыми вы печку топили?

— А вот в кладовочке, — он показал рукой. — Осталось чуть-чуть. Надо в гортопе дрова или уголь заказывать.

Я взял небольшую книжечку, которая лежала открытой, сдунул с нее пыль и закрыл. Книги были рукописные, и в скрипе двери кладовки мне слышался скрип гусиных перьев и сопение переписчиков.

— Возьму-ка я себе вот эту книжицу, буду показывать ее как образец невежества нашего, — спросил я у завсклада.

— Возьмите-возьмите, — как бы обрадовался начальник. — Горят эти книги плохо, чадят и запах от них идет какой-то такой, что в конце дня голова соображать перестает.

Я вышел на улицу, и мне показалось, что я был в пустом доме, брошенном хозяевами, и взял без спроса вещь, которую почему-то не смогли увезти с собой.

Дома я поужинал и с папироской лег в постель, засветив керосиновую лампу. Что интересно такое я взял от книг, которые случайно не сгорели? Впрочем, а случайно ли?

Книжица являла собой записи со слов кого-то. Не так я силен в старославянском, но то, что я прочитал, меня заинтересовало.

Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?

Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем.

Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после.

Всему свое время, и время всякой вещи под небом.

Время рождаться и время умирать, время насаждать и время вырывать посаженное.

Время убивать и время врачевать, время разрушать и время строить.

Время плакать и время смеяться, время сетовать и время плясать.

Время разбрасывать камни и время собирать камни, время обнимать и время уклоняться от объятий.

Время искать и время терять, время сберегать и время бросать.

Время раздирать и время сшивать, время молчать и время говорить.

Время любить и время ненавидеть, время войне и время миру.