Смотритель

Позавтракал он в девять, двадцатый раз проверяя по своему «Бредшо» [57], насколько рано может приехать доктор Грантли. Проглядывая колонки расписания, смотритель внезапно окаменел: ему пришло в голову, что архидьякон мог прибыть ночным почтовым! Сердце упало; мгновение он уже воображал, как его тащат в Барчестер, не дав увидеться с генеральным атторнеем. Тут мистер Хардинг вспомнил, что в таком случае доктор Грантли уже бы давно разыскивал его в гостинице.

— Официант, — робко позвал он.

Старик подошёл, скрипучий башмаками, но безгласный.

— Приезжал ли ночным поездом какой-нибудь джентльмен, священник?

— Нет, сэр, никто не приезжал, — прошептал слуга, наклоняясь к самому его уху.

Мистер Хардинг успокоился.

— Официант, — позвал он снова, и старик вновь подошёл, скрипя башмаками. — Если меня будут спрашивать, я обедаю в городе и вернусь примерно в одиннадцать.

Старик кивнул, но на сей раз не проронил ни слова, и мистер Хардинг, взяв шляпу, приготовился скоротать долгий день подальше от архидьякона.

«Бредшо» двадцать раз сообщил ему, что доктор Грантли никак не доберётся до Паддингтонского вокзала раньше двух часов пополудни, так что наш бедный друг мог бы без всякой опаски пробыть в гостинице ещё несколько часов. Однако он нервничал. Кто знает, какие шаги способен предпринять архидьякон? Вдруг он телеграфирует хозяину гостиницы, чтобы мистера Хардинга не выпускали за порог? Или пришлёт письмо, которого мистер Хардинг не посмеет ослушаться? Так или иначе, смотритель не чувствовал бы себя спокойно в таком месте, где архидьякон может его найти.

В десять утра он вышел из гостиницы; ему предстояло провести в Лондоне двенадцать часов.

У мистера Хардинга были в городе знакомые, но он не чувствовал сил наносить обычные визиты и не хотел ни с кем обсуждать намеченный великий шаг. Как сказал он дочери, каждый сам лучше знает, где жмёт его башмак. Бывают вопросы, по которым невозможно следовать чужим советам — вопросы, в которых человек должен прислушиваться лишь к собственной совести. Наш смотритель решил, что для него будет благом любой ценой избавиться от этой беды, и дочь, единственная живая душа, чьё согласие он считал необходимым, горячо его поддержала. В таких обстоятельствах он предпочитал по возможности не советоваться больше ни с кем, пока советы не станут бесполезны. Если архидьякон его настигнет, от многочисленных советов и обсуждений самого неприятного толка не уйти, однако мистер Хардинг надеялся на лучшее и, поскольку чувствовал, что не может беседовать на посторонние темы, решил ни с кем пока в Лондоне не видеться.

Он избрал убежищем Вестминстерское аббатство, вновь поехал туда на омнибусе и, найдя двери закрытыми (утренняя служба ещё не началась), заплатил два пенса за право войти и осмотреть достопримечательности. Ему подумалось, что если ходить все двенадцать часов, то к вечерней встрече не останется сил, поэтому он сел на каменную ступень и устремил взгляд на статую Уильяма Питта [58], который смотрел с таким выражением, будто оказался в церкви первый раз в жизни и крайне недоволен тем, что сюда попал.

Мистеру Хардингу удалось просидеть так минут двадцать, но затем подошёл причетник и спросил, не желает ли джентльмен пройтись по аббатству. Пройтись мистер Хардинг не желал, поэтому ответил, что ждёт утренней службы. Причетник, видя перед собой священника, сказал, что дверь на хоры уже открыта, и проводил того до места. Итак, цель была достигнута: смотритель знал, что архидьякон точно не пойдёт на утреннюю службу в Вестминстерское аббатство, а значит, никто не помещает ему отдохнуть и, когда придёт время, помолиться.

Его тянуло встать и заглянуть в ноты хористов и книгу, по которой поют литанию, узнать, велики ли отличия в службе между Вестминстером и Барчестером, представить себя на регентском месте — заполнит ли его голос своды аббатства? Однако такое любопытство было бы неприличным, поэтому он сидел, не шелохнувшись, глядя на величественные своды и готовясь перенести утомление наступающего дня.

Начали заходить люди: та самая взмокшая пожилая леди, что вчера едва не задушила мистера Хардинга в омнибусе, или очень похожая; две молодые дамы под вуалью, держащие в руках молитвенники с тиснёными золотом крестами; старик на костылях; компания, зашедшая посмотреть надгробья и решившая, что за свои два пенса можно заодно послушать службу, и девушка с молитвенником в узелке, которая сильно опоздала, в спешке налетела на скамью и произвела столько шума, что вздрогнули все, включая каноника у алтаря, а у самой виновницы переполоха от смущения чуть не случился истерический припадок.