Читаем Смотритель полностью

— Поменяется приходами. Есть такой Куиверфул[64], в Пуддингдейле — у него двенадцать детей, и он охотно переберётся в богадельню. Конечно, пуддингдейлский приход даёт всего четыреста годовых, но хоть что-то. Мистер Хардинг может пригласить младшего священника и оставить себе триста или триста пятьдесят фунтов.

Архидьякон навострил уши; ему подумалось, что стратагема и впрямь может сработать.

— Газеты, — продолжал мистер Камминг, — могут нападать на Куиверфула каждый день в следующие полгода, он и бровью не поведёт.

Архидьякон взял шляпу и отправился в гостиницу, тщательно обдумывая вопрос. По крайней мере, он прощупает Куиверфула. Отец двенадцати детей на многое согласится, чтобы удвоить доход.

<p>Глава XX. ПРОЩАНИЯ</p>

Наутро по возвращении мистер Хардинг получил от епископа письмо, полное любви, сочувствия и похвал. «Прошу вас немедленно зайти ко мне, — писал епископ, — и мы подумаем, как лучше поступить; что до богадельни, я не скажу и слова против вашего намерения, только мне не хочется отпускать вас в Крэбтри; в любом случае, приходите немедленно».

Мистер Хардинг тут же поспешил во дворец; долгой и доверительной была беседа двух старых друзей. Они просидели рядышком целый день, придумывая, как обойти архидьякона и осуществить собственные маленькие стратагемы, которым, они знали, тот будет противиться всей мощью своей власти.

Епископ поначалу вообразил, что мистер Хардинг, предоставленный сам себе, будет голодать — не в том фигуративном смысле, в каком многие наши леди и джентльмены голодают на доход от ста до пятисот фунтов годовых, не в том смысле, что ему предстоит страдать без нового платья, портвейна и денег на приятные мелочи, — но что он буквально умрёт от истощения из-за нехватки хлеба.

«На что он будет жить, отказавшись от всего дохода?» — думал епископ. И добрый старик принялся раздумывать, как спасти друга от столь ужасной и мучительной смерти.

Вначале он предложил мистеру Хардингу жить вместе во дворце. Он, епископ, заверил мистера Хардинга, что ему положительно нужен ещё один капеллан: не молодой и деятельный, а в летах, спокойный; который будет обедать вместе с ним, выпивать стакан вина, беседовать об архидьяконе и ворошить угли в камине. Епископ не изложил обязанности капеллана буквально в приведённых словах, но ясно дал понять, что они будут именно таковы.

Не без труда мистер Хардинг объяснил другу, что такое решение ему не подходит: он не может отказаться от дарованной епископом привилегии, а затем переехать к тому нахлебником, не может позволить, чтобы о нём говорили: легко пренебречь доходом, если можешь жить за чужой счёт. Когда он наконец растолковал это епископу, тот извлёк из рукава запасной план. Он, епископ, завещал дочерям мистера Хардинга некую сумму, полагая, что самому мистеру Хардингу при жизни помощь не потребуется. Сумма эта составляла по три тысячи фунтов на каждую из сестёр; её-то он и предложил теперь другу в дар.

— Девочки, как вы понимаете, так и так получат эти деньги после вашей смерти, им раньше и не понадобится, а что до процентов при моей жизни, тут и говорить не о чем. У меня и без того доход более чем достаточный.

С искренним огорчением мистер Хардинг отказался и от этого плана. Нет; он хочет сам себя кормить, пусть даже скудно, а не злоупотреблять чужими милостями. Нелегко было разъяснить это епископу; тот никак не мог взять в толк, что единственный дар, которого у него просят — продолжение их дружбы. Однако в конечном итоге мистер Хардинг всё же настоял на своём. По крайней мере, думал епископ, он будет иногда у меня обедать, и если положительно ослабеет от голода, я это замечу.

По вопросу о месте регента епископ твёрдо считал, что его можно сохранить и без смотрительского. Мнение это никто не оспаривал, и все заинтересованные стороны сошлись, что мистер Хардинг останется соборным регентом.

Через день после мистера Хардинга вернулся архидьякон, полный планами насчёт Пуддингдейла и мистера Куиверфула. На следующее утро он поехал в Пуддингдейл и заручился полным согласием несчастного церковного Приама, вынужденного кормить бедную Гекубу и десяток Гекторов на скудный доход от своего клерикального царства. Мистер Куиверфул не сомневался в законности смотрительских прав и готов был с чистой совестью принять доход; что до «Юпитера», он заверил архидьякона, что вполне равнодушен к нападкам периодической прессы.

Успешно покончив с первой частью плана, архидьякон поехал к епископу и натолкнулся на неожиданный отпор. Епископ считал, что это не подходит. «Почему не подходит? — спросил архидьякон и, увидев, что отец не сдаётся, повторил вопрос в более суровой форме: — Почему не подходит, милорд?».

Его преосвященство с несчастным видом заёрзал в кресле, но всё равно не уступил. Он полагал, что мистеру Хардингу не подойдёт Пуддингдейл — слишком далеко от Барчестера.

— Да разумеется он возьмёт младшего священника!

Перейти на страницу:

Все книги серии Барсетширские хроники

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века