Смотритель маяка (СИ)

Такого отборного мата с витиеватыми оборотами я не слышал никогда в жизни и даже не подозревал, что кто-то умеет так… нет, не ругаться, а РАЗГОВАРИВАТЬ на нём! Словом, из всего сказанного я понял, что должен оставаться на месте и ничего не предпринимать.

Через пять или шесть минут небеса над островом буквально разверзлись, и из открывшейся дыры (ах, да, портала, так называл это Магнус) посыпались вертолёты и кадеты-десантники. Одни обследовали скалы, другие — океан, остальные рассредоточились по маяку, по домику, даже полезли под землю (оказывается, здесь есть подземные тоннели).

Я молча стоял около горящего синим маяка. Мне так было почему-то спокойнее. Вдруг из окна я увидел, как все кадеты засуетились и стали отдавать кому-то честь. Этот кто-то, как я понял по долетающим до меня обрывкам фраз, поднимался ко мне. Я ждал.

И в маленькую комнатку вошёл… шкаф, ну, или так можно было назвать этого военного. Он был не намного моложе меня с золотыми волосами и разноцветными глазами.

— Джейс Эрондейл, полковник Университета. Я прибыл сюда с единственным приказом от штаба: защищать тебя, наш Герой.

Я обалдело молчал и разглядывал такого молодого полковника.

*А.Борычев «Ночной праздник» (отрывок)

**Свернувшийся в кольцо змей, кусающий себя за хвост. Является одним из древнейших символов, известных человечеству, который имеет множество различных значений. Наиболее распространённая трактовка описывает его как репрезентацию вечности и бесконечности, в особенности — циклической природы жизни: чередования созидания и разрушения, жизни и смерти, постоянного перерождения и гибели.

====== Луч 8 ======

Кто это в старом зеркале

С маской усталости дней?

Кто это в старом зеркале

С правдой души моей?

Кто это в старом зеркале

В гриме из цвета слёз?

Кто это в старом зеркале

С болью погибших грёз?

Чье это отражение

С пылью уставших глаз?

Чьё это поражение

И почему без Вас?

Чья это жизнь за стенами?

Чье это счастье дня?

Кто это в старом зеркале?

Боже! Ведь это я…*

POV Магнус

Меня грубо тащили двое воинов Нави по странным извивающимся серым коридорам. Генерал уже куда-то исчез, сказав странную фразу: — К врачу его!

«Меня? К врачу? К какому врачу? Зачем? А страшные Адские пытки? А посулы всех сокровищ мира, чтобы только перешёл на сторону Мира Мёртвых? Ничего не понимаю!» — думал я, обвиснув на руках воинов. — «А они — крепкие ребята. Сильные, тренированные. Вот только их лиц я никогда не видел. Только капюшоны. А что под ними? О, похоже мы пришли. Что это?»

Нави притащили меня к белой, кипельно-белой двери с табличкой «Личный психотерапевт Магнуса Бейна». Один воин открыл дверь, и меня втолкнули туда очень бесцеремонно. Я упал на колени. Но тут же встал.

Белая комната. Нет, не так: здесь всё белое: окна, двери, пол, потолок, диван, журнальный столик напротив и кресло. А в нём сидит… сижу я в белых одеждах. Увидев меня, я… он встаёт и улыбается:

— Ну, здравствуй, Магнус! Я — твой психотерапевт. Что же ты застыл, как не родной, присаживайся! — и оно указывает рукой на диван.

Я медленно подхожу к дивану и сажусь: — Кто ты? — спрашиваю растерянно.

— Какой глупый вопрос! Тебе так не кажется? Я — это ты, ты — это я. И сейчас мы побеседуем о тебе, о твоей жизни, о твоих ошибках, о твоих страхах и надеждах. Это ведь так легко признаваться самому себе в том, что ты — НИЧТОЖЕСТВО и ЖАЛКОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ.

Я сажусь ровно, закидываю ногу на ногу и зло улыбаюсь: — А я себя таковым не считаю! Доктор ошибается.

Оно смеётся искренне, заразительно. И я узнаю этот смех. Так я смеялся тогда, до смерти мамы…

Доктор резко обрывает смех и смотрит на меня: — Ага, ты вспомнил! А ведь мама погибла из-за тебя. Вспомни, как она и твой отчим, колдун, умоляли тебя не поступать в Университет, так как все семьи кадетов подвергаются гонениям со стороны Мира Мёртвых. Но ты тогда настоял на своём. И чего ты добился? И маму, и её мужа (пусть ты его и не любил) разорвали в клочья ночные бестии Мёртвых. Ты даже не нашёл их останков, чтобы сжечь, а значит, они присоединились к тем, кого ты так ненавидишь, они здесь! Хочешь, я позову их? — и оно опять заливается смехом.

Мой рот открывается в беззвучном крике, и я шепчу: — Нет, пожалуйста, нет. Только не это!

Оно миролюбиво машет рукой: — Ну, не хочешь, и не надо! А как насчёт Камиллы? Ведь она любила тебя! А ты её убил!

— Она — предательница. Из-за неё погиб Рагнор, погибли многие кадеты, чуть не умер Александр. Мне не стыдно за свой поступок!

Оно опять заливисто смеётся, но теперь я слышу смех Камиллы. Так она смеялась, когда мы были вместе. Я называл её «мой колокольчик».

— Да, да, и ты убил колокольчик своими руками, жестоко, просто сломав ей позвонки. — констатирует это нечто. — А знаешь ли ты, что бросил девушку беременной, и она одна мучилась все девять месяцев и родила ребёнка, уже придя к нам?

— Что? Ты лжёшь!

— Я? То есть, ты? Ты славишься тем, что говоришь правду. Мы не умеем с тобой лгать, и ты это знаешь! Твой сын стал лучшим воином Нави. Именно он затолкнул тебя в этот кабинет.