Смерть никого не уравнивает. Это всё сказки. Кому-то отгрохивают вечные монументы, а чьих-то могил вообще нет. Кому-то устанавливают памятные даты, а кого-то забывают на следующий день после смерти. Если бы смерть всех уравнивала, то у всех смертных было бы все одинаково и на кладбищах, и в жизни.
Рая и Ада тоже нет. Если бы они были, то на поминках человека, попавшего в Рай, все бы радовались и даже завидовали ему, что он сейчас там в такой прекрасной жизни, а мы тут остались без него в полном дерьме. Тоже самое и с человеком, попавшим в Ад, все бы радовались, что наконец-то он попал туда, куда должен был попасть, а мы тут остались без него в такой прекрасной без него жизни.
Получается, что в том или ином случае, на каждых поминках нужно радоваться, а не горевать. Как это в негритянской культуре, которая пришла с черными рабами и в Америку. На похоронах нужно веселиться и играть джаз, чтобы покойник не печалился тому, что и он не может вместе со всеми посидеть за весёлым столом.
- Давай диктофон, будем слушать, что старик наговорил, - сказал полковник, начальник отдела собственной безопасности.
- Нет диктофона, - ответил я. - В.В. нашёл его установленным неподалёку от стоянки и бросил в костёр. Вот что я нашёл в кострище, - и я положил на стол свёрток с обгоревшим диктофоном. Сами знаете, в диктофоне почти ничего нет металлического, один комочек сплавленной пластмассы.
- Так, тогда бери бумагу, ручку и пиши отчёт о своих беседах с объектом, - сказал мне полковник.
- А если я наберу текст на компьютере? - неуверенно спросил я.
- Какой компьютер? - возмутился начальник. - У вас что, ум повышибали во всех ваших чекистских школах? Документы особой важности пишут от руки, без всяких черновиков, чтобы нигде не осталось никакого следа и о документе знали только исполнитель и лицо, которому документ этот адресован. На вашем компьютере только кнопку нажми, так сразу сигнал попадает в память. А если клавиатуру как следует доработать, то каждое нажатие в виде радиосигнала унесётся куда надо. Это мы раньше на механических машинках печатали сами, так после напечатания документа красящую ленту сжигали комиссионно, чтобы никаких следов не оставалось.
Я сел и задумался. Если я напишу всё, что рассказал мне В.В., то окажется, что я и есть посвящённый в эту тайну, и жизнь моя покатится по тем же рельсам, что и у него. Как был лейтенант, так лейтенантом и подохну в каком-нибудь отделе оперативного учёта. Ну, В.В., хитёр мужик, эстафетную палочку передал и давай, парень, беги вперёд, пока к тебе не прикрепят ещё какого-то молодца для передачи этой эстафеты.
Я взял ручку, бумагу и начал писать неуверенным почерком, как у человека, который когда-то умел писать, а потом сел за клавиатуру компьютера и забыл напрочь навыки письма руками.
Начальнику отдела собственной безопасности Энского областного управления ФСБ РФ полковнику такому-то.
Рапорт.
Довожу до вашего сведения... Звучит как донос.
Информирую Вас о нижеследующем... Тоже донос.
Считаю своим долгом... Патриотический донос.
Источник сообщает... Это я себя из оперработника произвёл в секретные сотрудники.
Напишем просто.
Такого-то числа в такое-то время в таком-то месте на берегу реку такой-то умер егерь охотничье-рыболовного заказника Головачёв Василий Васильевич.
Перед смертью Головачёв В.В. рассказывал о том, что в предвоенные годы он окончил сто первую разведывательную школу и перед окончанием учёбы отдыхал в санатории НКВД в городе Ялта Крымской области РСФСР, где познакомился с библиотекарем по имени Диана. Через несколько дней Кауфман Диану Карловну арестовали вместе с матерью по месту их жительства, а Головачёва В.В. допрашивали в местном НКВД, но отпустили за отсутствием связей с арестованными женщинами.
Оперуполномоченный лейтенант такой-то. Подпись. Дата.
- Всё, написал, - доложил я.