Смотрители

– Я сомневаюсь, что даже спустя пару веков что-то в человечестве сильно изменится. История циклична, а Наполеоны рождаются чуть ли не ежедневно, но почти каждого душат новые условия и другие люди, из-за чего они утрачивают почти весь свой потенциал. В девятнадцатом веке считалось, что двадцать первый будет воистину технологичным: путешествия во времени, воскрешения мёртвых, летающие машины, но ничего из этого не появилось.

– Знаешь ли, в 1940-х в СССР фактически воскресили несколько собак с помощью автожектора, путешествия во времени несут одну лишь гибель всего континуума, а летающие машины могут быть не самыми практичными.

– Многие писали свои книги, создавая новые концепции, внутренне желая, чтобы всё это произошло с ними. Но даже если кто-то смог рассказать, что будет после путешествий во времени, их всё равно коснутся последствия их же деяний – волей-неволей, они всё испортят. Люди эгоисты. Говоря о воскрешении, они хотят воскреснуть без последствий сами; говоря о технопрорыве, они хотят получить всё и сразу себе, но ведь люди всё равно перебьют друг друга, тогда, быть может, даже хорошо, что ничего из представлений не сбылось, что мы хотя бы пока не можем перестрелять себя из мощных лазеров? Не зря ли вообще идёт развитие?

– Хочешь сказать, что сам прогресс бессмысленен, что само существование людей абсурдно? Тогда почему бы мне не принять абсурдизм и дело с концом?

– А ты видишь какие-то противоречия, странности в идеологии абсурдности?

– Если всё бессмысленно, а человеческое существование абсурдно, то зачем ты живёшь, для чего породил эту фразу, по какой причине принял мировоззрение абсурдизма, если выходит, что смерть – единственный выход, позволяющий       избавиться от абсурда абсурдной жизни? Неужели ты боишься смерти? Абсурдно! Абсурдизм абсурден.

– Интересная точка зрения, но, поверь, ты не меньший абсурдист, чем я, как минимум потому что я – это ты. Ты точно также поставишь под сомнение надобность вообще решать, что первичнее – разум или материя, и что кого определяет – сознание или бытие. Интересно познавать самого себя? – возможно, но есть ли в этом хоть какой-то смысл?

– Быть может, поставлю. Но раз единственное развлечение сейчас – поиск смысла, то почему бы и не развлечься? Итак, ответ на первый вопрос прямо скажет, верю ли я в бога хоть в каком-то его проявлении, но отвечать на подобное не имею ни малейшего желания, ведь Бог для меня – плод трудов человеческого разума.

– Судя по происходящему снаружи, Бог обиделся на подобные высказывания. Будет забавно, если единственными выжившими окажутся верующие в такого Бога.

– Не исключено. Люди подвластны суевериям, если их якобы направит какая-то высшая сила, они будут в неё верить. Жаль, что человечество до сих пор не научилось верить в себя, в свой собственный разум… Может, это и к лучшему? К чему нам очередная религиозная империя, Святая Нация с оружием массового поражения? Да и нельзя ведь будет в случае чего манипулировать уверовавшими в свой потенциал. Наверно.

– Это сказка другого вечера. Признай, проблема не в религии, а в людях.

– Кто бы спорил… Какая проблема? Вопрос лишь в ограниченности человеческого сознания, ущербности памяти и людских возможностей. Плоть слаба. Но лучше ли это – единение с механизмами? Приходит на ум корабль Тесея: если я заменю все свои части железками, то останулись ли всё ещё человеком? А если оцифровать мой мозг и перенести в нового меня, то буду ли это я? Разве не воспоминания определяют сознание, меня самого, а раз так, то если будут два, три, миллиарды представителей моей памяти, кому верить больше? Всем или какому-нибудь нулевому пациенту – мне? Как его найти, если он – я – ничем не отличается от прочих, да и безопасно ли это вообще – верить человеку, пусть и бывшему, больше, чем машине? Я бы поостерёгся. Верить кому бы то ни было вообще в таком мире. Кто знает, что взбредёт им – и мне – в процессор.

– Занятно размышляешь. Очень жаль, что до подобных ситуаций тебе уже не дожить, смерть от самого себя в механическом обличье дорогого стоит.

– Смерть, знаешь, сама очень интересная штука, особенно если есть загробная жизнь. Вот ответь: зачем жить человеческой жизнью, зачем страдать, если эти же страдания продолжаются после встречи со старухой? Какова ценность человеческой жизни, если она отличается лишь своей скоротечностью? А даже если не начинается жизнь новая, то тем более – зачем постоянно мучиться, если тебе будет совершенно всё равно, прожил ты достойную жизнь или нет? Ради чего или кого жить, когда ты абсолютно один?

– Одиночество разъедает душу? Ты же всегда был один, что изменилось сейчас?

– Я ослаб и раскис.

– Как грустно.

Культ Тишины обретал популярность, он имел большое значение для многих людей того времени, он рос с каждым днём всё стремительнее. В какой-то момент последователей насчитывалось более миллиона на всей планете, поэтому Культ Тишины стал самой быстрорастущей верой людей, после атеизма. Многим пришлось считаться и с третьей силой – агностиками, но ничего сильно не поменялось: все слушали всех.