— Что это у вас такие постные монашеские морды? — загоготал он при нашем приближении. — Перепили, да? А я вот, как с вами расстался, пошел домой, отоспался, как белый человек. Потом к брательнику заглянул. Глотнули по капельке из источника Иппокрены и, как видите, я по-новой бодр и полон сил. Как говорится, готов к труду и обороне! Сейчас двинем в «Большой Урал». Там нынче мюзик-холл зажигает.
— А где Тамара? Занята? — спросил Серый у Генриха, кося на меня насмешливый взгляд.
— Ерунда какая! Для меня у нее всегда найдется время. Просто она уже приелась. В «Большом Урале» подыщу достойную замену, — самодовольно ухмыльнулся Генрих. — Да и вы, мальчики, не теряйтесь. Там самая дорогая девчонка пять червонцев всего стоит. Секс — главный двигатель прогресса! И запомни, Серый, женщина, как книга. Прочтешь, она теряет всякую привлекательность.
— Но ведь есть любимые книги! — подыгрывая, вмешался Артист.
— Естественно! К ним возвращаются под настроение, но читаешь-то новые!..
Мы вышли из парка.
— Артист, я ухожу… — начал я, на всякий случай сунув руку в карман за кастетом. Но Жора меня перебил, радостно оскалившись:
— Ба! Кого имеем счастье лицезреть! Его высочество Бобер-старший, собственной персоной! Наверно, нарисовался, чтоб выразить нам свое почтительное смирение?
Бобров, видно случайно встретившийся нам, остановился и, молча, выжидающе уставился исподлобья на Артиста.
— Это один из братьев, которые нагло отказались с нами работать? — спросил Генрих с интересом, будто какую редкую инфузорию, рассматривая старшего Боброва.
— Он самый! Ну как, милейший, ты, надеюсь, искренне раскаялся в содеянном и готов по-новой вернуться в лоно нашей церкви? Не вижу что-то смирения на роже!
— Пропустите, ребята, я спешу! — сделал безуспешную попытку ретироваться Бобров.
— Ах-ах-ах, какие мы стали занятые!.. — Артист сделал едва заметное движение, и Бобров со стоном упал на колени.
«Солнечное сплетение», — догадался я.
Серый с Дантистом привычно подхватили его за руки и за ноги, поволокли жертву за парковую ограду.
— Здесь нам никто не помешает! — удовлетворенно хмыкнул Серый, вдевая пальцы в свинцовый кастет.
— Не трогайте пацана! Пусть уходит. Его право! — вмешался я в происходящее.
Серый, не слушая, с размаха ударил Боброва кастетом в челюсть. Ломая ветви акации, тот отлетел к ограде и, разлепив окровавленные губы, выдохнул:
— Падла дешевая!
Серый замахнулся снова, но я перехватил его руку.
— A-а! Сосунок! С тобой-то я не рассчитался за первую встречу! — Серый вырвал руку и ударил, метя мне в висок, но я вовремя пригнулся и с силой, в которую вложил всю ненависть, полоснул ребром ладони Серого по кадыку, а когда стал падать, пнул его в печень.
Серый тонко ойкнул и бесчувственным кулем рухнул на землю.
Бобров, воспользовавшись моментом, вырвался на улицу, сбив по пути Артиста с ног. Тот, рассвирепев, выхватил нож и хотел броситься за ним вдогонку, но Генрих остановил его, влепив отрезвляющую пощечину.
— Не будь ослом, Жорик! Мы с ним еще встретимся, и навряд ли тогда он отделается больничной койкой! Будь уверен!
— А как это понимать?! — еще не вполне охолонув, повернулся ко мне Артист. — Что ты сотворил с Серым, Джонни?
— Пустяки! — напряженно улыбнулся. — Минут через пять будет, как новенький! Кстати, Жора, я покидаю вашу теплую компанию, прощай! — резко повернулся на каблуках и пошел к выходу из парка. Заслышав за собой торопливые шаги, вынул кастет и обернулся. Меня догнал Дантист.
— Джонни, я с тобой. Будь что будет!
— Лады! Ты не так глуп, как кажешься.
— Постойте! — к нам шел Артист, его морду аж перекосило от ярости. — Вы что, донести на меня собрались?
— Нет, Жорик. Ты и без наколки спалишься, нервишки тебя опять подведут. Скорее всего, к стенке!
— A-а, понял! Схватил кусок и решил больше не рисковать? — Артист чуть не срывался на крик.
— Ты, ко всему, еще и дурак! — Я швырнул на землю смятые ассигнации. — Держи на чай, то бишь — на водку!
Жора, как я и был уверен, не побрезговав, стал собирать деньги.
— Куда двинем? — нарушил молчание Дантист, когда парк остался далеко позади.
— Не знаю… А впрочем, пойдем-ка посидим в один уютный скверик.
По дороге я купил в булочной длинный батон хлеба за двенадцать копеек.
— Ты чего? Голоден? — спросил Дантист. — Тут кафе недорогое поблизости. На углу.
— Нет, — усмехнулся я. — Просто очень вдруг захотелось совершить что-нибудь этакое…
Мы вошли в сквер. Я был сильно разочарован. Непоседы воробьи отсутствовали! Вечный закон подлости!
— Ну, да ладно! Будет воробьишкам приятная неожиданность. Сытный завтрак! — я присел на скамейку и раскрошил хлеб на тротуар.
— Знаешь, — попыхивая сигаретой, сказал Дантист. — Я уже давно хотел завязать с Артистом, да духу не хватало. А когда ты заговорил об этом, я подумал — берешь на пушку. Провоцируешь… — Дантист провел ладонью по своему свекольному лицу. — Даже не верится, что, все-таки, развязался! А здорово ты вздул Серого! Так ему и надо, шакалу!
Мне бы остаться одному, отдохнуть от впечатлений, но не мог я вот так просто прогнать коротышку, которого, как видно, никто нигде не ждал.