Скоро показался «Теремок». Своим названием трехэтажное деревянное строение было обязано тому, что являлось старательной попыткой скопировать сказочное жилище мышки-норушки. Такие же резные наличники окон и дверей, чудные мини-балкончики в виде башенок и зубчатые мансарды. На красной черепичной крыше гордо-весело покручивался флюгер-петушок.
На солнечной лужайке перед домом были расставлены шезлонги, сейчас пустовавшие. Лишь на одном сидела белокурая молодая женщина, углубившись в чтение какой-то книжицы. Высоко задравшаяся светлая мини-юбка открывала стройные загорелые ножки вплоть до симпатичных розовых трусиков. Я вмиг забыл о ностальгии.
— Милая барышня, вы грубейшим образом нарушаете главное условие полноценного отдыха! — Я примостился на соседний шезлонг, изобразив на лице искреннюю озабоченность.
— Какое? — Блондинка подняла удивленные глаза, полные незамутненной небесной сини.
— Бог мой! — вырвалось у меня. — Я вас сегодня видел во сне!
— Неужели? — Девушка несколько снисходительно улыбнулась чуть припухшими очаровательными губками и закрыла книжку, заложив ее пальчиком. — Так какое такое правило я нарушаю?
— Самое основное! — заявил я, пытаясь незаметно определить через одежду, совпадают ли другие параметры ее тела с виденными мною во сне. — Отдыхающим женщинам категорически запрещается забивать головки книжными философическими премудростями, вызывающими тоску и пагубную склонность к мировой скорби. Это же утверждает и библейский Экклезиаст: «Умножая знания, умножаете вашу скорбь».
— Ерундистика! — Блондинка тряхнула по-мальчишески короткой прической. — И потом, это всего лишь лирические стихи.
— Разрешите взглянуть? — Я взял у нее знакомую тонкую книжицу и прочел имя автора. — Виктор Томилов. «Письма к любимой».
Открыв страницу наугад, вслух продекламировал:
— Между прочим, мы с автором знакомы, — сообщил я, не уточняя, что Виктор совсем недавно освободился из исправительно-трудовой колонии, а его бзик на поэзии объясняется частыми приступами сентиментальности, свойственной большинству профессиональных убийц. — И как, нравятся вирши?
— Очень! — Девушка глядела на меня, как на гуманоида с планеты Феникс. В холодном взгляде мелькала заинтересованность. — Они искренние. Сейчас это такая редкость! А вы тоже поэт?
— Бог миловал! — Я усмехнулся. — Правда, балуюсь прозой дец… немного. Для души, чтобы развеяться от однообразия буден. Я коммерсант. В сфере индустрии развлечений.
— Как интересно! Это разные театрализованные шоу?
— Да, — вполне, по-моему, честно подтвердил я, посчитав, что номер стриптиза Мари можно, пусть и с некоторой натяжкой, отнести к театрализованному шоу. Сомнительного, впрочем, характера, с точки зрения общепринятой морали.
Через какую-то минуту, легко опрокинув последний бастион холодности, мы, представившись друг другу, уже весело болтали, вращаясь на орбите эстрадно-театральных тем. Нам вторил радостный щебет невидимых в ветвях деревьев беззаботных пичуг, мудро напоминая, что жить нужно только настоящим мгновением, не ломая напрасно голову о вчерашнем и завтрашнем дне.
Со стороны озера потянуло прохладой. Затупившиеся за день солнечные стрелы были уже не в силах справиться с ней.
Вика зябко передернула плечиками.
— Уральская погода тоже блещет остроумием, — сказала девушка, в ненавязчивой форме по достоинству оценив мои способности. — В первой половине дня жара, а во второй, хоть свитер натягивай. Вы, Женя, наверное, столь же легкомысленны и непостоянны?
— Я не повеса, — заверил и, не утерпев, соврал. — К тому же однолюб.
— Это в том смысле, что одновременно у вас двух любовниц не бывает? — в лучистых глазах Вики прыгали насмешливые бесенята.
— Ваш юмор усыпан шипами! — улыбнулся я. — Шуточки, по ходу, на муже оттачиваете? Угадал?
— И совсем нет! — На лицо собеседницы отчего-то набежала легкая тень. — Знобит… Пойду, пожалуй, к себе в номер. Провожать меня совершенно излишне!
— Когда буду иметь счастье… — начал я.
— Завтра. В это время я обычно здесь, — не слишком тактично прервала блондинка. — Так что, если возникнет сильное желание продолжить беседу…
Вика легко поднялась и покинула меня, даже ни разу не оглянувшись.
На шезлонге осталась сиротливо лежать забытая книжечка лирических стихов.
Сунув ее в карман, отправился восвояси, размышляя, что же так внезапно испортило моей новой знакомой настроение.