Смотрю, слушаю...

Заскрипела кровать. Чиркнула спичка, спальня на мгновение осветилась.

— Связывает нас Вовка, а то давно бы разъехались наши саночки.

Вовка представляет, как папа с мамой разъезжаются в разные стороны на саночках. Смеется. И прижимает Власа. Потом подхватывается: но почему он их связывает?

— Пойми, — говорит мама, — я тебя люблю…

Дверные стекла покраснели — это папа потянул папиросу. Он раньше не курил в комнате, а теперь курит. Это от маминой любви. Долго не слышно папиного голоса. От маминой любви. Наконец он тяжко — от маминой любви — вздыхает:

— Хватит только о себе думать. Докатились… Приехала сестра к брату, а ночует в гостинице. А мать? Угробили старуху… Нам понадобилась машина…

— Ты сам согласился! — оборвала его мама.

Вовка выше натянул одеяло. Уложил поудобнее Власа. Кот вытянулся и заурчал веселее.

В трубе завывал ветер, стучал в окна и зло рвал ставни. Бабушка изредка обдавалась седым светом от проносившихся мимо окон машин, и от этого света бабушка делалась похожей на слепленную из снега.

— Послушала бы людей! — стонал, как ветер, папа. — Я провалиться готов сквозь землю. Не знаю! Не знаю! Неужели у тебя отсохнут руки, если ты постираешь ей? Она ведь беспомощная…

— Нужна она мне! — тарахтит, как костяшками, мама. — У меня своя где-то!

Открылись с глухим ударом ставни, и в комнату ворвался порезанный квадрат серебристого света. Влас прыгнул в отпечаток окна на полу, выгнулся волной. Вовка весь сжался. Откуда-то просочился плачущий голос. В шум метели вплелись странные клокотания и всплески.

— Ба… Бабушка… — вырвалось со слезами у Вовки. Он откидывает одеяло, бросается к ней. — Ты плачешь?

Бабушка гладит его голову наледеневшими пальцами, не отвечает.

Перед глазами встают бабушка, трясущаяся, в слезах, и худенькая, с большими, как у Вовки, глазами тетя Валя.

Она хотела переночевать с бабушкой и Вовкой. Но мама сказала: «У нас нечего стелить» — и тетя ушла. Вовку окутывал холод: «Где она теперь?»

В спальне что-то с грохотом падает. Как разбитые счеты, от чьего-то удара рассыпается по полу мамино зеркало.

— Я тебе покажу, стерва! — как разогреваемый мотор машины, рычит голос папы. — Ты у меня попляшешь! Все продам!

— Пусти ты, изверг, — как задушенная, просит мама. Потом точно бы опять щелкают костяшки. — Вот тебе! Вот!..

Спальня стучит и сопит, как разогревшаяся, готовая в путь машина. Вовка вскакивает и с криком бросается в спальню. Там его подхватывают папины руки, несут обратно.

— Не жалеешь мальчишку! — кричит мама. — Теперь укачивай сам!

Вовка, проснувшись, радуется: солнце всходит. Из окна через всю комнату протянулась золотистая стена солнечных лучей, залив бабушку ярким светом. Из-под черной, с узловатыми венами руки улыбается тетя Валя. Бабушка сняла фотокарточки со стены и уснула с ними.

Вовка долго смотрит на бабушку. Морщины, как трещины в земле, даже во сне не разглаживаются. Вокруг головы улегшейся, истаявшей вьюгой разметались редкие волосы. Светят серебряным венком.

Осторожно, чтобы не потревожить бабушку, Вовка выходит.

Мама только что сняла подрумяненный блинчик: с раскаленной сковородки клочками отрывается едкий дымок. Руки у мамы быстрые. Они просто летают над чашкой, размешивая жидкое тесто. А глаза колючие, острые, так и пронизывают насквозь и леденят.

— Умойся, сынуля, — приказывает мама, размешивая и щурясь. — Тогда дам кушать.

Струйка воды звенит о тазик. А в груди у Вовки что-то жгуче переливается. Под сердцем будто бы червячок завелся — так и сосет. И Вовка знает — это от маминого голоса. А в спину глядит холод — из ее глаз. Вода больно колет ладони и щеки. А под окном гудит двигатель: папа прогревает машину.

— Папа разбудит бабушку, — говорит Вовка, готовый расплакаться, и поспешно отходит от рукомойника. Мама молча подает блинчик.

— А ты уже не болеешь? — спрашивает Вовка, удивляясь.

— Сынуля, слушай меня. — Мама приседает перед Вовкой и говорит ласково, умоляюще: — У тебя есть другая бабушка, хорошая. А эта — плохая. Ты ее не любишь?

Вовка бросает кусочек блина подбежавшему Власу.

— Ну, скажи, что не любишь. Ведь ты же не любишь? Кому сказала? — не выдержав, мама топнула ногой. — Паршивец. Я тебя накормлю…

Мама разжала Вовкины пальцы и надрала уши. Он всхлипывает и на маму смотрит исподлобья.

Входят тетя Валя и папа. Тетя Валя ни на кого не смотрит, направляется к бабушкиной двери.

— Глаза скоро вылезут, черт возьми! — скрипит зубами папа. — Собирайся, проводим.

Вовка смотрит на папины глаза — обманывает папа, глаза не вылазят. Только покраснели. Папа задел ногой стул. Выругался.

«Как слепой», — думает Вовка. Он ловит за лапу Власа и тащит его по полу к бабушке. Навстречу выходят тетя Валя с узелком и бабушка в фуфайке и валенках.

— Мы готовы, — говорит тетя Валя.

Бабушка прижимает Вовку к себе, царапает негнущимися пальцами макушку, целует. Она вся дрожит и не может вымолвить и одного слова, а слезы бегут по морщинам и падают с ее лица.

— Ба, это кот, — говорит Вовка, но его никто не слушает: все направляются к двери.

Он растерянно смотрит. Потом ныряет под кровать.

— Бабушка! Вот автомобиль!