Смуглая леди (сборник)

не хотелось, и он лежал, разбитый блаженной усталостью, и думал. Ведь вот что

интересно: имя этого сочинителя трагедий и масок он слышал не раз. Пришлось даже как-

то держать в руках какую-то его драму. Он ее не дочитал и до половины - сбился,

соскучился и бросил. А вообще-то он любил только комедии - и не читать, а смотреть, особенно если там были клоуны и драки. Понять и прочувствовать пьесу с листа он не

мог: сразу путался и переставал понимать кто - кто и что к чему.

Так вот, имя этого сочинителя и актера он слышал -до этого, но все это было так

случайно и настолько неинтересно, что, когда по дороге сюда ему впервые сказали, к кому

он едет, это почти ничего ему не дало, и вошел он в комнату больного, как к человеку, совершенно ему неизвестному. Вошел, сел и сразу же почувствовал запах смерти,

оглянулся и увидел: это рядом с его локтем лежит стопка новых простынь из сурового

полотна. Он взглянул на кровать, - и там лежала смерть. Только не его смерть (он

вспомнил слова доктора), совсем не его и даже никого к нему относящихся, а смерть

доктора, актера Бербеджа, тоже толстого и одышливого, и всего этого дома. Но

умирающий вдруг заговорил, и сразу все переменилось. Не осталось ни умирающего, ни

просто больного, в комнате лежал человек, которому невесть почему, по какой глупости, неурядице, несправедливости, - может быть даже потому, что весь дом ждал его смерти, -

приходилось умирать. Поэтому все в этом доме было не то и не так. Никто не плакал, нигде не шептались. И больной тоже умирал не так, как полагается. Он как будто даже не

умирал, а готовился к какой-то схватке. К участию в судилище, диспуте, к защите своих

исконных прав перед каким-то высоким трибуналом. Гроу думал также, что обреченный

человек этот понимал, что защита будет трудная, ибо все свидетели лгут, а судьи

подкуплены. В общем, все в этом доме было непонятно, и только одна строчка из одной

очень старой и никогда особенно не почитаемой им книги подходила к тому, что здесь

происходило. Ее вдруг вспомнил Бербедж.

Был такой разговор.

- Видишь ли, - сказал Шекспир, - вот ты действительно мой душеприказчик, потому

что все остальное уже не мое. Был дом Шекспира - будет дом доктора Холла, деньги

спрячет Сюзанна, серебро возьмет Юдифь - вот уж даже следа от меня не осталось в мире!

Только имя на плите. А книги-то все равно мои! Хорошие или плохие, - а мои!. "Гамлет" -

Шекспира! - "Лукреция" - Шекспира! Сонеты - Шекспира... Что бы там ни было, никто на

них иного имени не поставит, понимаешь? Мо-е!

- Понимаю, - ответил Бербедж. - Нет, правильно сказал Христос: "Главные враги

человека - это его домашние".

- Да-да. Христос сказал именно так! - Шекспир с улыбкой посмотрел на Гроу и

покачал головой. - Но, Ричард, наш молодой коллега, может быть, еще и не женат, так не

надо бы, пожалуй, учить его такому Святому Писанию, как ты думаешь? ... Когда утром

Гроу сидел в трактире, к нему подошел рыжий, толстогубый парень в вязаном шерстяном

колпаке и поздоровался, как со старым знакомым.

- Вы что, - спросил рыжий дружелюбно, - из Нью-Плеса?

Нью-Плес - новое место, так официально назывался дом Шекспиров.

Гроу кивнул головой и подвинулся, хотя места было много. В руках толстогубого была

большая глиняная кружка. Он поставил ее рядом с локтем Гроу и уселся.

- Вот я сразу вижу - вы откуда-то издалека, сказал он. - Что, студент?.. Ну, я сразу же

вижу студент! Не из Оксфорда? А то я два года там жил у кузнеца! На все там нагляделся.

Что, к родственникам приехали?

- Нет, - ответил Гроу.

- О? Нет? - удивился рыжий. - Неужели там, в Нью-Плесе, у вас никого-никого? Ну, тогда плохое ваше дело - там ведь не разживешься! Скупые больно бабы там!

- Да ну? - как будто удивился Гроу. Ему было интересно, что говорят здесь о

Шекспире и его семье.

- Верное слово, мистер студент, верное слово, скупее их у нас нет, -что старая, что

младшая, что мужья их.

- А доктор? - спросил Гроу.

- А что доктор? - ухмыльнулся парень. - К доктору тоже без денег не суйся. Он

задаром тебе и пук сухой травы не даст. Ну конечно, если ты ему что сделаешь, - ну, коня

подкуешь или там стальные усы к шкатулке, - он заплатит. Сколько спросишь, столько и

даст. Мелочности этой бабьей у него нет. Ну конечно, все-таки как-никак, а мужчина! Но

ведь жена, жена... Ух! - И рыжий покачал головой.

- А что жена? - спросил Гроу.

Рыжий поглядел на него.

- Нет, вы правду говорите, что не родственник?

Гроу пожал плечами.

- А хотя бы и родственник был, я ведь правду говорю! - решил рыжий. - Вся в

матушку пошла. Какой матушка была необузданной, такой и дочку вырастила! Как что -

кричит, шваркает! Не подходи! - И он значительно поглядел на Гроу.

- А откуда вы знаете? - спросил Гроу.

- Вот! - усмехнулся он. - Откуда я знаю! Да весь город знает! У них знаете какие

войны бывают? Доктор, например, ехать собирается, лошадь седлает, а она из окна ему

кулаком грозит, слюной брызжет: "А я знаю, куда ты едешь! Знаю!" А что она знает? Знай

не знай - он свое дело делает.

- А отец? - спросил Гроу.

- Хозяин-то? Он в эти дела никогда не мешается! Как будто и не знает ничего! Да они