Смуглая ведьма

Но сейчас Бойл вел машину, а она смотрела вперед.

Айона увидела его с дороги, оно было как недоброе предзнаменование, массивное сооружение с островерхими башнями и беспорядочным нагромождением стен. Под плотной облачностью оно напоминало место из старого кино, место, где прячутся и плетут свои замыслы рыщущие во мраке неведомые существа.

Ей не терпелось посмотреть это место поближе.

Пикап подскакивал на узкой дороге, с одной стороны которой стояли хорошенькие маленькие домики, одетые в кружево садов, упрямо расцветающих вопреки холодам. По другую сторону раскинулись пастбища со множеством коров и овец.

Впереди, за всей этой чистенькой пасторальной картинкой, высились развалины.

— Я не готовился, — предупредил Бойл, — но знаю, что монастырь старый. Конечно, не такой, как аббатство, но тоже древний.

Айона прошла вперед, и стал слышен свист ветра в каменных развалинах стен и башен, хлопанье птичьих крыльев, мычание скота.

Центральная башня высоко выступала над стенами, крыша не сохранилась вовсе.

Она шагнула в дверной проем, и под ногами зашуршал гравий.

Ниши для усопших, в других случаях — утопленные в пол надгробные камни.

— Думаю, британцы, по обыкновению, выкинули всех монахов, потом, по своему обыкновению, солдаты Кромвеля довели дело до конца и все разграбили. А в довершение еще и сожгли.

— А он огромный. — Айона прошла под аркой и посмотрела вверх на башню и кружащих вокруг нее черных птиц.

Воздух словно уплотнился — будет дождь, решила она. Ветер гудел в стрельчатых окнах, свистел по узкой винтовой лестнице.

— Здесь, наверное, была кухня. — Ей не понравилось, как ее голос отразился от стен, но она все же шагнула ближе к отверстию, похожему на сухой колодец. — Встань вот тут. — Она показала на очаг, размеры которого позволяли жарить на вертеле целого быка.

Бойл переступил с ноги на ногу и жалобно взглянул на Айону.

— Да не люблю я фотографироваться!

— Ну, доставь мне удовольствие. Большой очаг — а ты такой большой мужчина.

Она сделала несколько кадров.

— Они, значит, растили для себя скот, возделывали огород, мололи муку. Вон в том колодце разводили рыбу. Францисканцы.

Айона вышла на открытое место, вынужденная даже при своем малом росте пригнуться под низким арочным перекрытием.

Череда арок, надгробные камни, трава.

— Монашеская жизнь, — проговорила она. — Раздумья в тиши… рясы… сложенные на животе руки. Внешне — сплошное благочестие, но одни были весельчаки, другие — честолюбцы. Зависть, алчность, похоть — даже в таком месте.

— Айона!

Но она продолжала идти и остановилась у ступеней рядом с нишей, где стояла каменная фигура Христа.

— Символы имеют большое значение. В этом христиане пошли по стопам язычников, вырезая и раскрашивая собственного Бога, как те вырезали и раскрашивали своих бесчисленных божеств. И никто не задумывается, что один — это часть множества, а много — это части одного.

Она шагнула на узкую балюстраду, волосы растрепал ветер. Бойл крепко взял ее за локоть.

— Здесь я умерла. Или кто-то из моих предков — чувство такое же. Это случилось по пути домой. Она слишком старая или слишком больная, чтобы ехать дальше. Одни хотели сжечь ведьму, время такое было, но ее сила угасла, и ей дали приют. На ней знак, но они не ведают, как его толковать. Медная лошадь.

Айона сжала свой амулет.

— Но он знает. Он чует ее слабость. Он пока выжидает, но придет. Завершить путешествие ей уже не удастся. И она чувствует, что он приближается и жаждет забрать то, что у нее осталось. У него же теперь осталось меньше, чем было, но этого будет достаточно. Пока достаточно. А у нее нет выбора. Сразиться с ним на своей территории, там, где источник ее силы, уже не получится. Он шепчет. Слышишь?

— Уходи отсюда немедленно!

Она обернулась.

— Дело не сделано, его надо закончить. У нее есть внучка, они очень близки, и в молодой сила бьет ключом. Она передает ей то, что осталось, как сделала самая первая из их рода, как сама получила от своего отца, и вместе со своей силой отдает и амулет. Свою ношу. Как камень с сердца. Для нее этот дар всегда был тяжким бременем, и никакая радость не могла его уравновесить. Так что силу свою и знак она передает с печалью в сердце.

А грачи бьют крыльями. На холме воет волк. По земле ползет туман. Она говорит свои последние слова.

Голос Айоны зазвенел, ветер унес слова. Ирландские слова. Выше слоистых облаков что-то прогрохотало — может быть, гром, может быть, разбуженная сила. Кружившие в вышине птицы с испуганными криками взнеслись, и над головой остались только камни и небо.

— Зазвонили колокола — как будто знали, — продолжала Айона. — Девушка плакала, но в то же время чувствовала, как в ней растет сила, жаркая и белая. Она стояла сильная, молодая, полная жизни и страсти. Так что ему в очередной раз не удалось заполучить вожделенное. И снова, и снова он ждет.

У Айоны закатились глаза. Она пошатнулась, но Бойл крепко прижал ее к себе.

— Мне надо отсюда уходить, — слабым голосом проговорила девушка.