Правда, полностью отмазать меня не удалось. Но вместо трехлетнего срока, который мне обещали, дядя Вадим договорился с Акульевым-старшим, что я пойду служить в армию, после чего буду обязан подписать контракт на службу в горячих точках. Это было практически самоубийством, чувствовал себя камикадзе, но в тот момент это казалось лучшим. Ведь на военных смотрят с почетом, а на бывших зеков…
Я не знал, как рассказать об этом Микки. Прощание – самое сложное. У меня было всего несколько дней до призыва. Я надеялся, что проведу их с ней, а потом все расскажу, признаюсь, а дальше, будь что будет…
Но она уезжала. Так было даже лучше. Долгие проводы – лишние слезы. Только неприятное предчувствие не давало мне покоя.
Я понимал, что, скорее всего, больше никогда ее не увижу. Я, действительно, думал, что не вернусь домой. И я считал, что так будет лучше. Незачем давать ей бессмысленную надежду. Хватит того, что я буду жить этой надеждой, столько, сколько удастся… Столько, сколько мне будет отведено.
Но когда их машина отъехала, и я увидел огромное пятно на асфальте, я заподозрил неладное. Погнался за их автомобилем. Я никак не мог догнать их на своем помотанном жизнью драндулете. Прямо на моих глазах их машина упала в реку.
Я с малых лет боялся воды, потому что однажды чуть не утонул в озере. Но теперь мне было все равно… Инстинкт самосохранения – это не про меня, когда дело касается Микки. Я бросился в воду, понимая, что могу утонуть. Но иначе не мог…
В тот день я ее спас. Но сам чуть не погиб… А еще в тот день я опять потерял близкого мне человека – умерла моя бабушка.
Теперь у меня была только моя маленькая Смугляночка… Но я не мог остаться с ней. Сразу после похорон бабушки я должен был уехать.
Она нуждалась во мне, но у меня не было выбора. Я не мог с ней объясниться… А еще я не хотел, чтобы она ждала меня только из благодарности. Она заслуживала на счастье. Я знал, что она еще встретит того самого, понимал, что им буду не я.
Дурак! Зачем написал тогда то письмо! Не хотел, чтобы она меня ждала, да… Но еще больше не хотел разочаровать ее. Я стал тем, кого она так шарахалась… Я стал настоящим бандитом, пусть и не по собственной воле. Поэтому я решил ее отпустить таким ужасным способом.
***
Война меняет людей. Изменила она и меня. Если раньше я думал, что я сильный, то я ошибался. Моя психика с трудом выдерживала поначалу, я рисковал слететь с катушек. Вокруг были только смерть, тьма, мрак, боль.
Я старался ни к кому не привязываться, потому что знал, как трудно терять. Я опять был одиночкой, непробиваемым, со временем научился ничего не чувствовать. Я научился не думать, а просто выполнять командирские приказы.
Человеческая жизнь ничего не значит на войне. Одним больше, одним меньше. И я тоже мог стать одним из… Честно говоря, я даже не боялся этого. Всегда нарывался, рисковал получить пулю в лоб. А может, я даже мечтал об этом…
На одно из заданий командир отобрал самых лучших бойцов. Мы должны были пойти в разведку – я, Степка и Гошка. Именно тогда мы подружились, а потом как-то стали очень близки, и я считал этих ребят своими братьями.
Мы служили вместе два года. До того самого дня, как не попали под обстрел. Мы ждали помощи от наших, но нас бросили. Степка погиб, прикрывая меня со спины. Гошка был серьезно ранен… Ни за что не прощу себе то, что оставил тело друга там, что его родители так и не похоронили его. Но я смог спасти Гошу, и себя…
Потом я долго сожалел о том, что это я, а не Степка спасся. Он был для меня, как младший братишка. У меня не было никого ближе этих двоих.
С Гошей наши судьбы, к сожалению, разошлись. Я часто его вспоминал, но игнорировал его попытки встретиться со мной лично. Потому что боялся вспоминать. Слишком свежа была рана, и я не хотел ее ворошить.
***
Когда вернулся домой, первым делом побежал к дому, где жила Миккина бабушка. Только теперь в их квартире жили совершенно другие люди. Какое-то время я пытался узнать, что же случилось. Пока однажды мне кто-то не ляпнул, что…
В общем, мне сказали, что Микки умерла. Конечно, я в это не поверил. Помчался в клинику, где она проходила лечение. Мне сказали обратиться в психиатрическую клинику, куда ее перевели. Там мне и сообщили самое страшное – ее, действительно, больше нет.
Помню, как тогда рухнул на землю, слыша противный писк в голове. Мне было сложно дышать… Мне укололи успокоительное, и я превратился почти что в овощ. Но даже в таком состоянии я все осознавал. Ее больше нет… А значит, нет и смысла жить дальше…
Я стоял на том самом мосту, куда когда-то упал автомобиль с Микки и ее родителями. Что-то останавливало меня от того, чтобы сделать шаг. Наверное, я сам себя остановил…
Не потому, что у меня была большая тяга к жизни. Отнюдь… Напротив, я решил, что взять и умереть – это слишком просто для меня. Я должен понести куда более серьезное наказание. Я пронесу осознание того, что сам разрушил собственную жизнь, своими гребаными руками, до конца своих дней. И нет мне прощения…