– Ах, Моня, непоседа какой. Пять минут не потерпеть. – в её голосе неожиданно проскользнула материнская забота, но моментально испарилась, при резком переходе на деловой тон, – Так, Владимир, сейчас отдашь Вагизу ключи от своей машины. Он передаст своим – за три-пять дней тебе всё сделают и вернут в наилучшем виде. Через час тебе подгонят замену, чтобы без колёс не оставался. Всё, что тебе удастся получить от страховщиков – твоя компенсация за моральный ущерб. Стороны договорились?
Вагиз почтительно склонил голову, а Моня замялся, явно пытаясь скрыть торжествующую улыбку. Удалось – кивнул степенно. Тут вскочила Зоя, полоснула неприязненным взглядом по Моне, и, капризно растягивая слова, заныла:
– Вагги, это… курицы нестись начали … осень, – она наморщила гладкий лобик, – Ща
Лаврентий невнятно хрюкнул, а Вагиз вдруг расплылся в улыбке и засюсюкал:
– Зайка хочет новую шубку? Сейчас, зайчонок, и шубку, и сапожки… – он приобнял своё сокровище за тонкую талию и, продолжая ей что-то ворковать на ушко, повлёк к выходу.
– Мерзость какая, – с трудом выдавил из себя Моня, – Чуть не стравил от слащавости.
– А в стихах моя шутка звучала бы вообще прекрасно, – меланхолично отметил Лаврентий, разливая водку. – Сам не увидел – не поверил бы. Она ещё глупее стала. Хорошо хоть козюльки перестала есть – раньше придушить мог, так воротило.
– Какие времена – такие и мартышки24. – меланхолично подтвердил Степаныч, вдумчиво закусывая.
Моня, подзываемый кивком барменши, моментально вскочил и унёсся разбираться. Их шушуканье завершилось его торжественным лобызанием женской руки и её сакраментальным:
– Не забывай, должен будешь!
Вернулся он чрезвычайно довольный, быстро набулькал себе стопку, опрокинул и продекламировал нечто, явно не соответствующее текущему настроению:
– Это ты к чему? – подозрительно уточнил Лаврентий.
– Да так, к слову пришлось, – беспечно отреагировал Моня.
– А, я подумал, что тебе про унитаз уже рассказали, – несколько разочарованно получил он в ответ.
– Что, опять? Как он меня задолбал. Надо заменить, а то с ним одни неприятности.
– Уже меняют. Подарок тебе от Лёньчика, – елейным голосом порадовал Лаврентий, – Обещал какой-то навороченный поставить. От своего понимания деревенской практичности и городской красоты.
– Для него и будка с буквами – городской пейзаж. Надо посмотреть. Не буду я свой девственный зад на что попало унижать. И с чего это вдруг ему именно сегодня приспичило?
– А ты сам у него спроси, – Лаврентий указал на открывающуюся дверь, – Ему виднее и понятнее.
– Сколько? – сразу взял быка за рога Моня, пристально разглядывая неуверенно замявшегося между столами Лёнчика.
– Мне бы
– А раньше что, нельзя было? – несколько обескураженно уточнил Моня, – Я никак не пойму, а с чего ты такой заботливый стал? И денег совсем не просишь. Колись, пока я добрый.
– Дык, это… оно тово… – вдруг его осенило, – Срок годности кончился. Вот и заменил, по гарантии.
– Всё
– Так дом-то образцовый… стараемся. План перевыполняем. Стрекозки вот… очень даже довольны.
– Он издевается? – спросил Моня у меня, но, досадливо поморщившись, переключился на Лаврентия, – Водку халявную трескаем? А где доклад о делах на временно вверенном участке?
– Чего завёлся, такой резкий? Унитаз заменили. Жертв и разрушений нет.
– Обнадёживает. Наш золотарь –
– Индикт начался. – очень торжественно выдал Степанович и, неожиданно для всех, мелко перекрестился, – Церковное новолетие. Постные дни начинаются.
– Так это у меня такие новогодние подарки?
– Вроде того. Ты же венчаться собираешься? Так считай, что это тебе особый знак. Одно теряется, другое находится. Замкнутый круг. Уроборос25.
Моня некоторое время внимательно смотрел на Степаныча, потом что-то прикинул и задумчиво сообщил: