Смута

Лактион, скрываясь за дверью, все слышал. Но ведь для того он и прибыл сюда, рискуя жизнью, чтобы спасти Григория и его родных. Сам он, можно сказать, чудом спасся, а во многом благодаря тому, что был человек ловкий, предприимчивый. Долгие годы опричнины научили его не доверять царским людям, даже когда те улыбаются и шлют посулы. То, что в декабре произошло в Твери, и сейчас не укладывалось у него в голове. Но он своими глазами видел, как убивали и мучили людей, самому пришлось убить кое-кого, лишь бы живым уйти. По слухам, истинная правда которых открылась много позже, Малюта Скуратов убил даже святого старца Филиппа, который последние годы жил в Отроч-монастыре. Убиты были и многие другие близкие ему люди.

Утром, несмотря на девичьи слезы, Григорий отправил дочь из Новгорода. И как угадал! Царское войско вошло в Новгород. Начался сыск.

Купец Григорий сидел с женой, закрывшись в своем доме, и слухи о том, что происходит в городе, только легонько стучали в его дверь. Одним из вестников был его старый дружок Анисим. Он и рассказал обо всем, что знал.

Любой человек, находясь в здравом уме и памяти, как истый христианин все же надеялся, что беда обойдет его стороной.

Должно же это кончиться когда-нибудь?

Вот и Анисим вторил такому шаткому убеждению.

– Ищут измену кромешники, – говорил он, тряся жидкой бороденкой, заглядывая в глаза Григорию, как заглядывает птенец в клюв своей матери, ожидая прокорма. – Сказывают, кто-то имел отношения с Сигизмундом Августом, леший его раздери!

– Да не может такого быть! – возмутился Григорий. – Не поверю я!

Сам того не заметив, купец вдруг начал говорить словами своей жены. Уж больно невероятным казалось все происходящее.

– Ты не поверишь – царевы слуги поверят, – убежденно возразил ему Анисим. – У Малюты руки длинные, когти острые. До каждого дотянется.

– Авось пронесет!

Григорий знал, что вроде Малюта ранен. Но о том, что рассказал ему Лактион, – промолчал. Если Анисим узнает больше того, что знают сейчас все новгородцы, это может обернуться еще большей бедой. Григорий не хотел рисковать. Русский народ терпелив. И каждый надеялся, что несчастье обойдет его стороной. Была мысль: найдут изменников. А остальные в живых останутся.

– Дай-то бог!

Но не пронесло.

Уже на следующий день, к вечеру, узнал Григорий, что Анисим исчез. Что, как? Никто ничего не знал. Во всяком случае, ходил слух, что он пропал и больше не появлялся. А именно так и происходило со всеми, кого выбирали царские палачи. Опричники опечатывали дома знатных новгородцев.

«Неужто и мой черед настал?» – подумал Григорий, перекрестившись.

В этом бедламе нельзя было угадать, кого коснется безумие, а кого милует.

Утром на тихой улочке, где лежали сугробы грязного снега, объявился всадник в красном кафтане. Сбоку его седла были приторочены метла и собачья голова. Этот знак царских опричников означал для каждого свое.

Для царя и его доверенных лиц – это был знак преданности. Для других же знак смерти.

Кто-то увидел его издалека и скрылся из глаз. Все дворы вокруг будто вымерли.

Увидел его и Григорий.

Несмотря на просьбы жены, вышел он из дома поглядеть на город, в котором, ожидая своего часа, затаилась смерть. И хмурое небо, с утра сыпавшее мелким снежком, казалось предвестником чего-то ужасного, необъяснимого по человеческим меркам.

И вот он, всадник. Было в его позе что-то выжидающее. То ли он размышлял, осадив коня, то ли ждал кого. Григорий внимательно наблюдал за ним. Но вскоре все разрешилось.

К всаднику присоединилось еще пятеро, все вооружены. Григорий следил за ними, боясь оторвать взор.

Стрельцы шли по улице, миновали один двор, второй. Ближе, ближе…

Тут Григорий опомнился. Феня! Ее спасать надо!

Он быстро пошел к своему двору, но вдруг услышал окрик:

– Эй, стой!

Григорий обернулся. Всадник, направив коня рысью, догнал его. Нахмурившись, оглядел прохожего человека, словно что-то прикидывая в уме.

– Где тут дом купца Лебедева?

– А зачем он нужен?

– Ты, холоп, говори, что спрашивают! – крикнул всадник, замахнувшись плеткой. – Не то – гляди!

– Да какой я тебе холоп, пес безродный? – взъярился Григорий, хватая коня под уздцы.

Собачья голова, висевшая на конском боку, выглядела устрашающе.

В этом была какая-то скрытая усмешка. Но Григорию теперь было все равно.

– Так ты, изменщик, сейчас поплатишься!

Всадник было выхватил саблю, но тут же, чувствуя, как сильная рука вывернула его ногу в стремени, сковырнулся из седла в сугроб. Он, осыпанный, как мукой, снежной грязью, запоздало глянул на своих пеших товарищей, которые бегом спешили ему на помощь.

Сильный удар снова опрокинул его в снег. Григорий вырвал из его руки саблю и одним взмахом, как истинный боец, разрубил ему лоб надвое.

Кровь забрызгала снег, каплями упав на сапоги Григория.

Отставшие пятеро уже были на подходе. Все они были вооружены саблями, только у одного в руках был бердыш.

Григорий оглядел снаряжение убитого им кромешника. Так и есть. За поясом у того был пистоль.

«Заряжен ли?» – подумал купец.

Но медлить было поздно. Он вытащил пистоль и направил на окружавших его людей.