Смута

Прошел в кабинет, достал из ящика стола стопку зеленых и запасные ключи. Вернулся. Положил перед ней на стол.

– Деньги и ключи от квартиры. Я научу тебя, как открывать дверной замок.

Она вспыхнула, глянула на него в упор.

– Я ничего не возьму, Борис Аркадьевич. Боюсь, что мы не поняли друг друга.

– Не надо отчества, Надя. Забирай дочку, и переезжайте ко мне. Чувствуй себя здесь хозяйкой.

Кровь отлила от ее лица. В глазах появилось смятение, но она не отвела их.

– Это что, Борис, официальное предложение руки и сердца?

– Так точно.

– Давай отложим все до твоего возвращения…

Римские «каникулы»

1

Председателем Римского трибунала оказался низенький, тучный и улыбчивый коротышка, весь светившийся доброжелательностью. Он усадил Кузнецова в кресло у приставного столика, сам втиснулся в такое же кресло напротив. Переводчик не понадобился, трибуналец сносно говорил по-русски, хотя совершенно игнорировал падежные окончания.

– Что будет выпить, синьор Ухано? – щелкнул себя по горлу.

– Кофе, – ответил Кузнецов.

Коротышка сделал удивленное лицо.

– Русский мужик любить водка. Большой смертный доза.

– Я не пью на работе спиртное.

– Это есть хороший правило.

Острогрудая смуглянка вкатила в кабинет столик с узорной бутылкой в центре, бутербродами и кофейником. Разлила кофе по крохотным чашечкам.

– Москва – криминал-город, – сказал итальянец, отхлебывая кофе. – Перестройка есть криминал-демократия.

– Увы! – согласился Кузнецов.

– Русский мафия имеет длинный рука и нога.

– Итальянская – тоже.

– Наш мафия Россия нет. Ваш есть Европа. Есть Италия.

– Вы имеете в виду Акинолоса?

– Нет. Акинолос греческий.

– По национальности он грек. Но является российским подданным.

– Он говорит, что есть греческий подданный. Документы – Греция. Имеет маленький недвижимость Кипр.

– Его документы – фальшивка, – продолжил Кузнецов, раскрывая папку, врученную ему перед отъездом Юрием Сергеевичем. – Вот фотографии его родителей. А это – его две фотографии: после окончания школы и во время службы в армии. Это – дом, где он родился и вырос, в сибирском селе Уваровка.

– О-о! Сибирь! Большой, холодный, бр-р! – показал знание географии итальянец. – Мой папа был Сибирь, война, плен…

– Акинолос совершил в России несколько преступлений и разыскивается как опасный преступник.

Кузнецов пододвинул к нему папку.

– Здесь ходатайства российской стороны о его выдаче нашим правоохранительным органам.

Председатель трибунала разложил перед собой документы. Лицо его враз изменилось: из благодушного превратилось в строгое, взгляд стал цепким и острым. Сначала внимательно разглядывал русский текст и печати на запросах, затем пробегал глазами перевод. Прочитав просьбу Виолетты вернуть ее мужа Акинолоса в Россию, чтобы она могла навещать его, он недоуменно взглянул на Кузнецова.

– Здесь есть другой синьора Акинолос. Просил свидание.

– Это не жена. Жена в России. В папке есть копия свидетельства о браке. В Рим Акинолос приехал с любовницей.

– О-о! Понимаю. Русский – тьолка?

– Телка – это уличный жаргон.

– Римский бамбино стал звать свой подруга «тьолка». Молодой коровка.

Он опять стал светским человеком и гостеприимным хозяином. И Кузнецов подумал, насколько служители местной Фемиды отличаются от своих замотанных делами российских коллег и даже от официально вежливых эстонских судейских.

Трибуналец вызвал секретаршу, сказал несколько фраз, протянул ей визитную карточку Кузнецова. Пояснил по-русски:

– Я решать ваш контакт с Акинолос. Завтра, в 10 часов. Решение депортация решать там, – он поднял палец вверх. – Хотите посетить опера, синьор Ухано?..

– Возможно, когда будет время.

– Всегда ваш слуга, – сказал он на прощанье.

Без пятнадцати десять Кузнецов и переводчик Толик были на берегу Тибра. Здесь находилась римская тюрьма. От реки ее отделяли автомобильное шоссе и две пешеходные асфальтированные дорожки. Если бы не рослый карабинер у входа, Кузнецов и не подумал бы, что за стенами этого средневекового замка обитают заключенные. Ни прожекторов, ни вышек с часовыми, ни колючей проволоки по периметру, столь знакомых атрибутов российских казематов.

Переводчик Толик, худой долговязый очкарик, с любопытством крутил головой и помалкивал. Ему хорошо заплатили, чтобы он раскрывал рот только по необходимости. Да и не было пока в его услугах особой нужды. Работники юстиции свободно изъяснялись на английском, которым адвокат владел в совершенстве.

Без пяти десять они вошли в большой мраморный вестибюль. Он был тих и безлюден. Окошко бюро пропусков не напоминало амбразуру, было большим и светлым. В нем маячила голова дежурного в фуражке с высокой тульей. Он оглядел посетителей, мазнул взглядом по фотографиям в документах.

– Если имеете при себе мобильный телефон, прошу сдать на временное хранение, – сказал он на английском.

Мобильных телефонов при себе у них не было, дежурный поверил им на слово. С доброжелательной официальностью вручил пропуска.