Смута

Когда ж народ весь расходился,

В палаты патриарха шёл.

Однажды из Боярской думы

Он вышел вместе с патриархом

И увидав вдали угрюмых,

Знакомых чудовских монахов,

Перед святейшим извинился,

К монахам быстро подошёл,

Почтенно всем им поклонился,

И с ними разговор завёл.

Вдруг Павел всех их перебил:

«Отцы Варлам и Мисаил,

Христово Сретение сегодня,

И если б в праздник мы Господний,

Григория не пригласили,

То мы б невежами прослыли.

Я вижу в том наш верный долг,

Чтоб дьякона нам пригласить,

Ведь то вино что дал нам Бог,

Должно вполне на всех хватить».

С ним слуги Бога согласились,

Собору вместе поклонились,

За тем беседу завели,

И в Чудов не спеша, пошли.

Когда же в монастырь пришли,

То гостя в келью привели,

И отыскав кувшин вина,

Усердно взялись его пить,

И осушив кувшин до дна,

Стал Павел дьякона хвалить:

«Ведь надо же себе представить,

Всего лишь за год из монаха,

Он стал придворным патриарха.

Ещё бы я хотел добавить,

Не малый надо ум иметь,

Чтоб так на службе преуспеть».

Вдруг Мисаил засуетился

И робко к гостю обратился:

«Ты мог бы с нами поделиться,

как смог ты славы сей добиться».

Григорий, осушив бокал,

Монахам с гордостью сказал:

«Умом я славы сей добился»

За тем лениво с лавки встал,

И с гордым видом продолжал:

«Когда в монахи я подстригся,

В Ефремьевом монастыре,

Ко мне однажды на заре,

Монах как лунь седой явился.

Со мною разговор завёл,

И так мне сразу полюбился,

Что я с ним в тот же день ушёл.

С тех пор я у монаха жил,

И вот однажды навестил,

Нас в келье протопоп Еуфимий,

С ним вместе служит поп Василий.

Он с нами долго говорил,

Тогда ж его я попросил,

В столице монастырь найти,

В который мог бы я уйти.

Пообещав помочь мне в деле,

Он поспешил в Москву отбыть

И ровно через три недели,

Я прибыл в Чудов монастырь служить.

Вот так я к вам сюда попал.

Однажды в церкви я стоял,

Когда меня Пафнутий там заметив,

Со мною вдруг заговорил,

И грамотность мою приметив,

Мне труд нелёгкий предложил.

Но вскоре дело я смог завершить

И настоятелю отдать,

Он высоко сумел мою работу оценить

И сразу же решил сан дьякона мне дать.

Когда ж он труд мой прочитал,

То был настолько поражён

И так моим талантом восхищён,

Что вскоре патриарху отослал.

Меня святейший полюбил

И высоко так оценил,

Что стал мне тайны доверять

И вверх на думу с собой брать.

Ему я часто помогаю,

С ним важные дела решаю,

Умом всех привожу в восторг,

Но знает только один Бог,

Что я сын Грозного – Димитрий,

Не я был в Угличе убитый,

В тот день, когда народ восстал.

Я раньше с преданным слугою,

Из города тайком бежал»

Монахи так и обомлели.

Когда ж немного осмелели,

С улыбкой робкой Мисаил,

Григория переспросил:

«Сказал ты правду без обмана,

Что ты сын Грозного Ивана?»

В ответ Григорий заявил:

«Я Дмитрием с рожденья был»

Монахи снова удивились,

Поверив, Гришке извинились,

И начали его хвалить,

Да Годунова поносить.

Один лишь Павел покосился,

Встал, перед всеми извинился,

Да вышел вроде по делам.

Смекнув. в чём дело Варлаам,

Григория стал умалять:

«Отсюда надо нам бежать.

Нельзя царевич нам здесь быть,

Пошёл ведь Павел доносить.

Я не хочу, чтоб ты Димитрий,

Лежал в снегу плетьми забитый,

Да нас невинных заберут,

Допросят, а потом прибьют».

Монахи сразу отрезвели.

Поняв, что могут их забрать,

Тулупы быстренько одели

И вместе бросились бежать.

И возле Фроловских ворот,

В ужасном страхе увидали,

Что в монастырь стрельцы бежали,

Распугивая весь народ.

Монахи башню проскочили,

Как должно грудь перекрестили,

Дорогу нужную нашли,

И к Сретенским вратам пошли.

Когда ворота миновали,

Почувствовали что устали,

На снег присели отдохнуть,

Обдумывая дальний путь.

Недолго сей вопрос, решали,

Поняв, что некуда идти,

Надумали ночлег найти,

И по дороге зашагали.

До ближнего села добрались,

В домишко чей-то постучались,

Хозяин дверь гостям открыл,

И всех их в дом свой проводил.

Монахи у двери разделись,

За стол на лавочке уселись,

И вместе начали просить,

Гостей не званных накормить.

Хозяин дома удивился,

Главою молча, покачал.

На печь пустую покосился

И глубоко вздохнув, сказал:

«Да что вы гости дорогие,

Глухие вы или слепые.

Не знаете ,что люд страдает,

Бояре досыта лишь жрут,

Жестокий голод Русь терзает,

Как мухи нынче люди мрут.

Я сам двоих похоронил,

Мальца и дочку потерял.

И чем я Бога прогневил?

За что моих детей забрал?»

От этих слов все приуныли,

Хозяин тоже замолчал,

И обратившись к Мисаилу,

Варлам задумавшись, сказал:

«А ведь в монастыре не знают,

Что люд простой наш голодает».

Главою старец покачал,

И грустным голосом сказал:

«Ну что ж голодными видать,

Уляжемся мы нынче спать».

Монахи с лавки тихо встали,

Свои тулупы разослали,

Иконе трижды помолились,

И на полу спать завалились.

До утренней зори проспали.

Когда же домочадцы встали,

Хозяин дома их поднял,

И посмотрев на дверь, сказал:

«Стрельцы монахов трёх схватили

И всех их в заговоре обвинили».

Монахи так и обомлели.

Когда ж пришли в себя, присели

И вместе начали решать,

Как быть и что им предпринять.

Все варианты обсудили,

И прежде чем уйти, решили,

Что больше нечего терять,

Осталось лишь в Литву бежать.

Перед уходом извинились,

Со всеми в доме распростились.

Дорогу нужную нашли

И не спеша, по ней пошли.

И обойдя кругом Москву,

Направились пешком в Литву.

Глава третья.

«