Смута

— Ещё будут отделы печати, хозяйственный, и особый. Ну, особый он на то и особый, чтобы о нём тут особо не распространяться. Отряд ваш, товарищ Жадов, переформировывается в батальон особого назначения при чрезвычайной комиссии. Подбирайте себе людей, желательно — кого знаете лично. Если нет — то по рекомендациям не менее, чем одного члена партии. Вы, товарищ Шульц, беритесь за организацию делопроизводства. Социализм, как вы мне правильно сказали, это учёт и контроль. Кстати, товарищ Ленин так и не смог вспомнить, на каком митинге он употребил это выражение, но согласился, что оно полностью отражает суть нашего нового строя. Что ж, довольно слов, каждому вручаю более подробные документы о непосредственных задачах и методах работы. Изучите их как следует. Да, и постановка на довольствие тоже. Специальные карточки и денежный оклад, полагаю, никто разочарован не будет.

— Не ради денежных окладов мы в революцию шли, — заметил Моисей Соломонович, протирая очки.

— Совершенно верно, товарищ Урицкий, но голодный боец — плохой боец. Тянуть из последних сил, ради идеи можно какое-то время, но не слишком долгое. Да! Товарищ Ирина! Озаботьтесь, пожалуйста, привлечь к работе гражданина Виктора Карловича Буллу[8].

— Это не сын ли знаменитого фотографа?..

— Совершенно верно, Ирина Ивановна, он самый. Положительно необходимо, чтобы он трудился бы на нас. Печать, как выражается товарищ Ульянов, есть острейшее оружие партии, а хорошая фотография делает это оружие вдвойне более действенным. Пообещайте ему сохранение их знаменитой «фотомастерской Карла Булла».

— Так это ж буржуй! — не выдержал товарищ Апфельберг.

— Ну какой же он буржуй, — улыбнулся Благоев. — Сам снимает. А наемным работникам нужно, чтобы платилось справедливое жалованье и соблюдались все их права. Впоследствии, с продвижением к социализму, а потом и к коммунизму, всё это отомрет само. Всё ясно?

— Ясно… — буркнул недовольный Апфельберг. — А я б этих богатеев всё равно…

— Богатеи, — ровным голосом сказал Благоев, — и так будут работать. Снег убирать, не сегодня-завтра повалит по-настоящему. Дрова пилить, грузить-разгружать, вагоны с углём, опять же. А женщин мы направим санитарками в больницы для бедных. Пусть там чистят-убирают. Но гражданин Булла — талантливый фотограф, я бы даже сказал — фотохудожник, а талантливых людей Советская власть ценит и бережет. Кадры решают всё, товарищ Апфельберг. И, пока они нам лояльны, мы трогать их не будем. Желают иметь своё дело? — пусть имеют, только, как я сказал, пусть платят все налоги и справедливое жалованье трудящимся. Под неусыпным рабочим контролем, разумеется.

— Это ж разве социализм?! — теперь возмутился и Урицкий.

— Это, Моисей Соломонович, есть переходный период от классового, буржуазного общества к общенародному социалистическому. Какое-то время старые, отживающие формы общественного устройства будут соседствовать с новыми. Диалектика, товарищ Урицкий, всё, как и предсказывалось марксистами.

— Не увязнуть бы в этих… старых формах, — Урицкий криво усмехнулся.

— А вот за этим как раз и станем следить мы с вами, товарищи, — парировал Благоев. — Ну, берите свои папки и за работу. Вам же, товарищ Жадов, выделяется расположенный тут рядом Офицерский корпус лейб-гвардии конной артиллерии. Занимайте его, приводите в порядок. Будете нести службу здесь, квартировать там. Всё понятно? — занимайте тогда отведенным вам кабинеты. Жду вас всех… в шесть вечера ровно. Доло́жите об успехах.

Стук в дверь.

— Товарищ Ирина!

— Входите, товарищ комиссар, — Ирина Ивановна, вздохнув, отодвинула пачку бумаг. И одновременно положила правую руку на браунинг под столом в специальной петле — кто его знает, кто сможет зайти вместе с Жадовым и что они могут хотеть…

Жадов за эти три дня в новой должности — «начальник батальона особого назначения при черезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем» — постарел, кажется, лет на пять. Глаза ввалились, под ними залегли тёмные тени. И, несмотря на щёгольскую новую шинель с только что введёнными советскими знаками различия на петлицах (три кубика — комбат), добротные сапоги, ремень и портупею, теплую папаху с нашитой красной звездой, казался он не бравым краскомом (то есть «красным командиром»), а каким-то потерпевшим поражение и спасающимся с поля боя солдатом из разбитого врагами полка.

— На вас лица нет, товарищ Михаил, — Ирина Ивановна встала, аккуратно и незаметно вложив браунинг на место. Кобура с «люгером» оттягивала пояс — её она вообще никогда не снимала. — Что такое? Что случилось?

— Да что случилось… — Михаил с досадой стащил папаху, швырнул на стул в углу кабинета. — Все как с цепи сорвались… из экономического отдела шлют ордера, людей на аресты требуют… из оперативного тоже, я сперва думал — бандитов задерживать, оказалось — тоже аресты, каких-то женщин… из этих, как их теперь называют, «бывших»…

— Ну да, из бывших, сословия-то отменили только что, — спокойно заметила товарищ Шульц. — Так теперь и пишем, такой-то, бывший дворянин или бывший…