— А выработка, как вы думаете, во сколько раз возросла?
— Э-э-э…
— Не трудитесь, Михаил, и не мучайтесь. Выработка на казённых заводах упала в те же два, а то и три раза. А в иных местах и в четыре раза, и в пять. Рабочие митингуют, проклинают «буржуев», хотя сами ни на каких буржуев не работают, на заводах там — казной поставленная дирекция, инженеры, бухгалтера. Вот её-то этот рабочий контроль и терроризирует требованиями беспрерывного повышения расценок. В результате заводы останавливаются, выпуск продукции падает, смежники страдают.
— Кто-кто? — подозрительно переспросила Ирина Ивановна.
— Другие заводы, получающие продукцию с вышеупомянутого. Так что скажете, товарищ Михаил?
— Скажу… скажу… Скажу, что от денег всё зло! — нашёлся Жадов. — Если б все получали поровну, не было б этого вот «заработаю побольше, себе больше урву»!
— Вы уже и раньше говорили, про «всё зло от денег». То есть все будут трудиться за идею? И работящий, и лентяй? И получать одинаково? Лодырь и лоботряс окажется уравнен со старательным и усердным?
— Все будут трудиться!
— Все… Михаил, вы толковый комбат. Скажите, когда ваши бойцы на хозработах, дрова для казармы носят, все работают одинаково? Все, как один? Никто не отлынивает, не пытается в уголке отсидеться?
— Ну-у… случается, кое-кому, бывает, леща выпишем… но товарищи сами следят! Филонить не дают! И в жизни так же будет.
— То есть новая жизнь — это когда товарищи друг за другом следят и, чуть что, леща дают? — усмехнулся Благоев. — Этому ли учил товарищ Маркс, которому мы памятник недавно открывали?
Комиссар смутился.
— Так народ… он, конечно, всей душой за революцию… так, пережитки определённые остались… многие вот на храмы ещё крестятся…
— Именно, Михаил. Пережитки. Люди неодинаковы. Кто-то сильнее, кто-то слабее. Кто-то три пуда легко поднимет, кто-то один едва осилит. А пайку всем одинаковую, что ли? Так тот, что три пуда поднимает, подумает, да скажет — чего это я спину ломаю? Буду себе один пуд носить, ту же норму получу. На казённых заводах, где отменили сдельную оплату, так и случилось. Норму делают, и это ещё в лучшем случае. Выработка упала.
— Сознательность повышать надо! — упирался комиссар.
— Легко сказать «надо». Сделать-то это как?
— Ну… воспитывать… митинги там, лекции, политбеседы…
— Вот когда у вас, Михаил, в батальоне бойцы начнут наперегонки дрова таскать, соревнуясь, кто больше, я первый скажу, что да, удалось вам повысить сознательность. Посредством митингов и лекций. И сам к вам на политбеседы запишусь.
— Так я больше не на батальоне, — криво усмехнулся Жадов.
— Я вам предлагаю вернуться. И надеюсь убедить. — Благоев говорил негромко, но очень серьёзно. — Авантюризм Троцкого и компании погубит революцию. Он создаст странную систему, где все будут говорить одно, думать другое, а делать третье. Лев Давидович с Владимиром Ильичом через колено страну ломать хотят, а так нельзя. Вот если вы подумаете, Михаил, — вы же сами от повышенного пайка не отказались? Потому что вам «положено»? А рабочий у станка так может и не считать. Он, рабочий, восемь часов без устали ишачит, в поту, в пыли, в духоте зачастую; а комиссар Жадов пакеты получает с белорыбицей, с окороком, с добрым табачком. «А заслужил ли комиссар Жадов подобные привилегии?» — подумает рабочий. Согласится ли, что комиссару Жадову положено? Если всё должно быть всем поровну?
Комиссар замигал. Прикусил губу. Поднял руку со сжатым кулаком, словно собираясь что-то сказать, передумал, опустил.
Благоев терпеливо ждал.
— Если надо — я от пайка откажусь… — наконец выдавил Жадов.
— А сколько таких, как вы, откажутся по идейным соображениям? Сколько крестьян не повезут продукты на рынок, если ничего не смогут купить взамен, а только получить, что «положено»? И как понять, кому чего и сколько должно быть положено?
Комиссар долго молчал. Гость сидел, ссутулившись, машинально помешивая ложечкой остывающий чай, глядел в чашку, словно от этого зависело невесть что.
— Мы подумаем, товарищ Благоев, — наконец проговорила Ирина Ивановна. — Мы обдумаем ваши слова. Просто скажите нам, что нужно сделать?
— Заседание ЦК по вопросу «военного коммунизма» несколько раз уже переносилось, — вполголоса ответил Благоев. — Но вот завтра оно наконец-то состоится. Группа Ленина — Троцкого, скорее всего, протолкнет свой проект. Последствия будут катастрофические. Вплоть до голода с миллионами жертв.
— Да с чего вы взяли, товарищ Благоев? — изумился комиссар. — Голод-то откуда?! Голод — это при царе было! Когда всё зерно у крестьян отнимали!
На лице Благоева мелькнуло что-то вроде гримасы раздражения.
— Крестьянин не повезёт продавать — или тем более отдавать хлеб просто так, если ничего за это не получит.
— Как это «ничего»?! Он уже получил! Землю! Весной отсеется, сам уже себе хозяин!
— И потому согласится отдавать наступившей зимой хлеб бесплатно?
Комиссар замялся.
— Мы объясним…