Смута. Том 1

По левую руку оставался магазин «Бакалея», ларёк с мороженым (мороженого Юльке очень хотелось, но пятнадцать копеек на «крем-брюле» у неё отсутствовали), пирожковая «Колобок», хлебозавод, где всегда так вкусно пахло – аж слюнки текли.

Можно было поехать на метро, от «Чернышевской» одну остановку до «Площади Ленина», но школьная проездная карточка у Юльки была только на трамвай – потому что на месяц она стоила рубль, а не три, как та, что с метро.

Эх, тоже жалко. Кататься на эскалаторах и вообще под землёй Юлька очень любила.

И потом они с Игорьком шли дальше, мимо сероватого вестибюля станции, туда, где проспект Чернышевского упирался в улицу Салтыкова-Щедрина и где ходили трамваи. Сесть можно было на любой – «семнадцатый», «девятнадцатый» или «двадцать пятый». Они все поворачивали направо по Литейному, шли через Неву, минуя Военно-медицинскую академию; но лучше всего – если повезёт и быстро подойдёт «двадцать пятый». Потому что он, проползя мимо Финляндского вокзала – или «Финбана», как его звали родители и вообще взрослые, – свернёт налево, оставит позади мост через Большую Невку, серую тушу «Авроры», и наконец доберётся до узкого ущелья улицы Куйбышева, что идёт прямо к Петропавловской крепости.

…Им везло. «Двадцать пятый» исправно подходил первым. Ехать на нём было довольно долго, вагон в середине дня почти пустовал, можно было забраться вдвоём на сиденье и наговориться всласть.

И они говорили. Точнее, говорил в основном Игорёк, а Юлька заворожённо слушала.

Слушала про небывалые, невообразимые вещи – про потоки времени и про миры, очень-очень похожие на наш. Особенно – про один мир, в котором Пушкин не пал на дуэли, а русский флот не погиб при Цусиме. Мир, в котором живут бравые кадеты Федя Солонов, Петя Ниткин и Костя Нифонтов.

– Игорёха, а что ж… это выходит, что и у нас они тоже есть? Ну, наши Солонов с остальными?

– Может, и есть. А может, и погибли. В Гражданскую или в войну… – Игорёк глядел в окно трамвая, медлительный ленинградский «слон» погромыхивал, осторожно спускаясь по Литейному мосту.

– Они ж старички уже у нас должны быть, – пригорюнилась вдруг Юлька. – Как твой деда…

– Угу. Даже ещё старее.

– Интересно, а найти-то их можно было б?

– Не зна-аю… в Горсправку ж не пойдёшь, верно? Да они могли где угодно оказаться, война знаешь как людей раскидывала?

– Они особенные, – вздохнула Юлька. – Ну совершенно на нас непохожи!

– Вот и моя ба говорит, что мы совсем-совсем другие…

Дом, где жила Юлька, стоял в середине Куйбышева, Игорька – подальше, на самой площади Революции. Не сговариваясь, они доехали до самой Петропавловки и потом медленно, нога за ногу, доплелись до Юлькиной подворотни.

Постояли там. Домой Юльке тащиться не хотелось совершенно. Что у них там сейчас, в их коммуналке? На кухне тётка Петровна опять небось кипятит бельё – она его всё время кипятит, так что пар по всей кухне и штукатурка обваливается, а ей хоть бы хны. Соседка Евгения Львовна наверняка урезонивает своего великовозрастного сынка, который пьёт и больше двух месяцев ни на одной работе не задерживается. Пенсионер Ефим Иваныч, разумеется, как всегда, ругается с пенсионеркой Полиной Ивановной, из-за чего – неведомо, они каждый день бранятся. Наверное, просто от скуки.

И тут Юльку взяла вдруг такая тоска, что, наверное, именно она и зовётся в книжках «недетской». И, наверное, с той тоски она и сказала вслух такое, что девочке говорить ни в коем случае не полагалось:

– Игорёх… а можно к тебе сейчас пойти?

Но Игорёк этому ничуть не удивился.

– А то! Пошли, конечно же! – сказал решительно.

От Юлькиного дома к Игорьковому они почти бежали.

Дверь Игорь отпер своим ключом и с порога завопил радостно:

– Ба! Ба, мы дома! Мы… с Юльк… то есть с Юлей Маслаковой! – Нет, до конца его бравады не хватило, чуток смутился; Юлька же вдруг совсем застыдилась и покраснела. Как это так, явилась домой к мальчику, да ещё и сама напросилась!..

Из кухни появилась бабушка Игорька и, словно ничего иного она никогда и не ожидала, положила обе ладони Юльке на плечи.

– Юленька! Дорогая моя, заходи, заходи. Какая ты молодец, что зашла! Голодная небось? Садись, садись, у нас сегодня пирожки – и с мясом, и с капустой, и с вареньем…

Юлька была голодна. Но чем кормили в школе, в рот брать было решительно невозможно. Конечно, мама в таких случаях говорила – «значит, никакая ты не голодная по-настоящему, иначе бы всё съела, как мы в детдоме!».

Тем более пирожки. Пирожки были деликатесом. Мама не пекла – попробуй испеки что-нибудь в коммуналке!

Юлька и глазом моргнуть не успела, а уже оказалась в знакомой гостиной, за накрытым столом, и от запаха пирожков у бедняжки чуть в голове не помутилось.

Пришёл и профессор Николай Михайлович, тоже обрадовался Юльке, стал расспрашивать, как они с мамой, не обижает ли их Никаноров…

Дядя Серёжа, увы, их как раз обижал. Хотя и непонятно за что – последние дни ходил злющий, словно Главный Буржуин из «Мальчиша-Кибальчиша». Кричал на маму. Рявкал на неё, Юльку. Грозил ремнём. Она стала его бояться.

– Он же с вами не живёт, Юлечка?