Смута. Том 1

«Товарищи солдаты и матросы! Пробилъ часъ нашего освобожденія! Долой кровавый царскій режимъ, долой прогнившее самодержавіе! Долой и презрѣнную клику министровъ-капиталистовъ, которые ничѣмъ не лучше!.. Да здравствуетъ соціалистическая революція!.. Не будетъ жадныхъ и глупыхъ буржуевъ, обирающихъ простой народъ! Не будетъ толстосумовъ-купцовъ, кулаковъ-міроѣдовъ, жирныхъ поповъ, торгующихъ опіумомъ для народа!.. Наши цѣли просты и ясны каждому:

Землю – крестьянамъ!

Фабрики и заводы – рабочимъ!

Всю власть – Совѣтамъ!

Страну – трудовому народу!..»

Простые слова и знакомые. Но били они прямо в цель… как и там, в другом семнадцатом…

«Почему насъ зовутъ большевиками? Потому, что мы – за большинство народа, и потому, что большинство народа за насъ!.. Никто не дастъ крестьянину земли, никто не дастъ рабочему заводъ – кромѣ насъ!.. Мы одни рѣшительно порываемъ со старымъ міромъ, міромъ зла, крови и несправедливостей, гдѣ бѣдному человѣку доставались однѣ кости!.. Мы одни говоримъ – землю дѣлить по справедливости, по числу ѣдоковъ! Міроѣдовъ-кулаковъ – вонъ изъ нашихъ сѣлъ! Кулачьё – раскулачить! Дома ихъ, скотину, инвентарь – бѣднѣйшему трудовому крестьянству!.. Братья-бѣдняки, поднимайтесь, создавайте комитеты деревенской бѣдноты – комбеды, берите власть, гоните кровопійцъ изъ деревень въ шею!..»

Что делать? Пока ещё поезда продолжают движение, рвутся на юг; но, само собой, телеграф им не обогнать. Скоро, совсем скоро захватившие власть в Петербурге отдадут соответствующие приказы; тот же Гучков, к примеру. Ни мужества, ни решительности ему не занимать; какие-то полки могут и выполнить приказ «законного правительства из состава депутатов Государственной Думы». И тогда останется только пробиваться с боем, но, опять же, – куда?

Как в той реальности, уходить на Дон, на Кубань, надеясь на казаков, на богатые села Тавриды и Новороссии? На рабочих Юзовки и Донбасса, хорошо зарабатывавших, имевших собственные дома, никак не похожих на «пролетариев», которым «нечего терять, кроме их цепей»?..

Но там это не кончилось ничем хорошим. Казаки «устали от войны» и не хотели уходить далеко с родного Дону; в селах Причерноморья, где, как говорится, «оглоблю воткни – телега вырастет», хватало тех, кому глаза жёг достаток соседа; и офицеры, дававшие присягу Государю, предпочитали сперва отсиживаться по квартирам, а потом покорно отправиться на службу к большевикам – кто из страха, кто за паёк, а кто и из надежды скакнуть в первые из последних.

Но у них не было Императора. Быть может, Его воззвания сумеют пробудить общество? Привлечь всех верных к Его знамени? Ведь тогда и там смута случилась на третий год тяжёлой войны, где врага только-только удалось остановить и лишь кое-где оттолкнуть назад. Вот интересно было б рассказать Алексею Алексеевичу[9] о прорыве, названном его именем…

Может, здесь и сейчас всё окажется по-иному? Не выбито кадровое офицерство; цел (хочется верить) гвардейский корпус, хоть и изрядно рассеян; и немцы не занимают полстраны, как по тому «похабному Брестскому миру»; пока – одну лишь столицу да железные дороги к ней от Риги и Ревеля.

Так отчего же он, полковник Аристов, в такой меланхолии? Ничего ещё не проиграно; напротив, они одержали победу, вырвались из обречённой столицы, спасли Государя – да иному офицеру этого б на всю жизнь хватило!..

Или оттого ты мрачен, любезный друг Константин Сергеевич, что рядом нет с тобой некоей прекрасной дамы, с которой ты так и не набрался храбрости объясниться?

Оттого, что она – неведомо где? Что ваш последний разговор… был совсем не таким, как тебе хотелось бы?

Нет, сказал себе он. Об этом я сейчас думать не буду. Приказываю себе не думать и запрещаю думать. Нам надо просто выжить, просто прорваться…