Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников

Политические настроения в стране были достаточно сложными. Даже те социальные прослойки и группы, которые ранее выступали на стороне Лжедмитрия, все больше обнаруживали свою ненадежность. Весной 1605 г. яицкие казаки отправились в разбойный поход в Среднюю Азию, не откликнувшись на призыв царя оказать ему помощь. Менее чем через год вольные казаки на Тереке «стали думать всем войском, чтобы идти на Куру-реку, на море (Каспийское. — Р. С.) громить турских людей на судах…».^{17} После долгих обсуждений казаки отказались от планов похода на Каспий и собрались искать царское жалованье в Москве. Несколько старых казаков, среди которых был атаман Федор Бодырин, на тайном совещании решили выдвинуть из казачьей среды своего «царевича», выдав его за сына царя Федора и Ирины Годуновой. Первоначально их выбор пал на молодого казака Митьку, сына астраханского стрельца. Но Митька отговорился тем, что никогда не бывал в Москве. Тогда казаки назвали царевичем молодого казака Илейку Иванова, сына Коровина из Мурома, которому довелось побывать в русской столице. Отцом Илейки был посадский человек Иван Коровин. Мать Ульяна прижила Илейку «без венца», и как незаконнорожденному ему пришлось познать в жизни унижения и нужду. Несколько лет Илейка нанимался в работники на суда, плававшие по Волге, потом подрядился на струг к воеводе С. Кузьмину и с ним ушел на Терек. Поступив в стрельцы, Илейка летом 1604 г. ходил с воеводой Бутурлиным на Кавказ «в шевкальский поход в Тарки». Поход завершился истреблением рати Бутурлина, и, оставшись без средств, Илейка Муромец по возвращении из похода дал на себя кабалу и поступил в холопы — «приказался во двор Григорию Елагину». В холопах он пробыл зиму, а потом сбежал под Астрахань, где его «взяли казаки донские и волжские». Давая показания перед царскими судьями в 1607 г., Илейка старался смягчить свои провинности. По этой причине он не упомянул о том, что взявшие его в свое войско казаки осаждали Астрахань, выступая на стороне Лжедмитрия I. О зимней осаде Астрахани сообщает И. Масса. Осада продолжалась и весною. Не позднее мая 1605 г. астраханский воевода известил терских воевод, «что у них в Астрахани от воров от казаков стала смута великая».^{18}

Снарядив струги, атаман Бодырин с «царевичем Петром» пришел с Терека в устье Волги и двинулся к Царицыну. «Царевичу» не приходилось заботиться о пополнении своих сил. «Черный» народ толпами стекался к нему со всех сторон. Повстанцы заняли три волжских городка, захватив там пушки. Они упорно продвигались вверх по Волге на север, громя по пути купеческие караваны. Вскоре под знаменем «Петра» собралось до 4 тыс. человек.

Повстанцы отправили гонцов в Москву с письмом к «Дмитрию». В летописи поздней редакции содержится малодостоверное известие о том, что «Петрушка» «писал ростриге, претя ему нашествием своим ратию, да не медля снидет с царского престола».^{19} На самом деле, как справедливо отметил В. И. Корецкий, переписка повстанцев с Лжедмитрием носила в целом дружественный характер.

Отношение знати и царя к восставшим было неодинаковым. Казаки были настроены против поэтому он рассчитывал использовать восстание в Поволжье для расправы со своими политическими противниками. В конце апреля 1606 г. он послал к «Петру» доверенного дворянина Третьяка Юрлова с письмом. По словам С. Немоевского, «Дмитрий» определенно признал самозванного Петра своим племянником и пригласил его в Москву, обещая предоставить владения. Скорее всего, пишет Немоевский, Лжедмитрий хотел заполучить нового самозванца, опасаясь от него затруднений, а может быть, царь намерен был хорошо обойтись с ним. Я. Маржарет излагает содержание письма несколько иначе. По его словам, «Дмитрий» с некоторой уклончивостью писал казацкому «царевичу», что если он сын его брата Федора, то пусть будет желанным гостем; если же он не истинный, то пусть удалится прочь. К грамоте прилагалась подорожная, предписывающая выдавать «царевичу Петру» корм на всем пути в Москву. Сам «Петр» изложил суть царского обращения к нему следующим образом: «Из-под Астрахани казаки пошли вверх Волгою к Гришке ростриге [ко] двору и дошли до Самары, и тут, де, их встретили от ростриги под Самарою с грамотою, и Третьяк Юрлов велел им идти к Москве наспех».^{20}

«лихих бояр», из-за которых они лишились царского жалованья. Знать имела все основания опасаться появления казаков в столице. Отрепьев получил трон благодаря поддержке повстанческих сил,

Неверно было бы заключить, что вольные казаки и приставшая к ним чернь изверились в Лжедмитрии к концу его недолгого правления. Повстанцы рассчитывали найти общий язык с московским царем, даже после того как выдвинули из своей среды нового самозванца. Но они готовы были посчитаться с «лихими боярами». Последнее обстоятельство дало повод московским властям обвинить Лжедмитрия (после его смерти) в том, что тот «сам вызвал человека», который «со множеством казаков явился на Волге» и в крайней нужде мог оказать ему помощь.