Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников

Между тем слухи о чудесном спасении «царя Дмитрия» не только не прекратились, но, напротив, захлестнули всю страну. Юрий Мнишек всеми возможными средствами поддерживал и раздувал их. Однако было бы неверно возлагать ответственность за эти слухи лишь на семью Мнишеков и польских сторонников Лжедмитрия I. Почвой для мифа были народные настроения, вера в «доброго царя». Юрий Мнишек пытался использовать эти настроения, чтобы возродить самозванческую интригу. Как бы то ни было, центром интриги вновь стал Самбор, где вскоре после переворота 17 мая появился человек, выдававший себя за спасшегося «Дмитрия». Новый самозванец пользовался покровительством хозяйки Самбора — жены Юрия Мнишека. Кажется невероятным, чтобы пани Мнишек могла действовать на свой страх и риск, предоставляя убежище и помощь человеку, нисколько не похожему на ее зятя. По-видимому, интрига была санкционирована Юрием Мнишеком и царицей Мариной. Мнишек и окружавшие его люди были пленниками в России. Но даже находясь в ссылке в Ярославле, поляки имели при себе оружие, челядь, могли свободно передвигаться по городу. Все это позволило Мнишеку установить контакты с польскими послами в Москве и завести тайную переписку с Самбором.^{91} Мнишекам всячески помогали братья Бучинские, утверждавшие, будто вместо царя был убит похожий на него дворянин.^{92} Следуя указаниям Мнишека, его жена в Самборе стала спешно вербовать сторонников для «Дмитрия». Во Львове и других местах польские офицеры получили от нее письма с категорическими заверениями, что Дмитрий жив.^{93} Инициаторы новой интриги пустили слух, что чудом спасшийся русский царь прибыл в Самбор собственной персоной. Первоначально никто не верил толкам такого рода, но постепенно положение стало меняться. В начале августа 1606 г. литовский пристав объявил задержанным в Гродно русским послам, что прежде (в июле? — Р. С.) он знал по слухам, а теперь узнал доподлинно от Е. Воловича, что «государь ваш Дмитрей, которого вы сказываете убитого, жив и теперь в Сендомире у воеводины (Мнишека. — Р. С.) жены: она ему и платье, и людей подавала».^{94} Информация исходила от «добрых панов», родни и приятелей владелицы Самбора. Один из них, ветеран московского похода самозванца пан Валевский мог сообщить множество «достоверных» подробностей о бегстве государя за рубеж. В Москве, утверждал он, у Дмитрия было два двойника — некто Барковский и племянник князя Мосальского. Они были похожи на царя как две капли воды, исключая разве что знаменитую бородавку. В день переворота убит был не Дмитрий, а Барковский. Царю удалось ускакать из Москвы.

Интереснейшие сведения о новом самозванце собрал в августе 1606 г. итальянский купец Ф. Талампо, ездивший в Западную Украину, где находились владения Мнишеков. По словам купца, московский царь бежал из России с двумя спутниками и ныне живет здоров и невредим в монастыре бернардинцев в Самборе; даже прежние недруги признают, что Дмитрий ускользнул от смерти.^{95}

В первых числах августа русские послы узнали от приставов, что в Самбор к государю начали съезжаться польские ветераны — участники московского похода «и те многие люди, которые у него были на Москве, его узнали, что он прямой царь Дмитрей, и многие русские люди к нему пристали и польские и литовские люди к нему прибираютца; да к нему же приехал князь Василей Мосальской, которой при нем был на Москве ближней боярин и дворецкой».^{96}

Фактически владелица Самбора, следуя инструкциям дочери — царицы московской Марины и мужа, приступила к формированию «двора» и наемного войска для нового самозванца. Взявшись исполнить роль тещи нового «Дмитрия», она «людей к нему приняла з 200 человек».^{97}

При особе «Дмитрия» в Самборе будто бы находился князь Василий Мосальский, выехавший из Москвы «сам-друг», т. е. вдвоем с другим человеком. Поляки утверждали, что к «Дмитрию» прибыл один из главных его приближенных боярин и дворецкий князь Василий Михайлович Рубец-Мосальский. Но то была легенда, носившая устойчивый характер. Год спустя, в 1607 г. польские послы доносили из Москвы, что осажденные в Туле повстанцы имеют гетманов, или главнокомандующих, «князя Мосальского, который при Дмитрии был назначен послом в Польшу, другого — Болотника…».^{98} Своим послом в Польшу Лжедмитрий I назначил дворецкого В. М. Мосальского. Но после переворота тот был отослан на воеводство в Корелу, где и оставался во время восстания Болотникова. Таким образом, он не мог быть ни в Самборе, ни в Туле.