Борис, должно быть, почуял, что ему грозит серьезная опасность, если он так жестоко преследовал своих приближенных. Ведь ему удалось оттеснить боковые ветви Рюрикова рода с помощью Романовых и их приверженцев, подобно ему бывших представителями той новой аристократии, которую приблизили к трону браки Ивана IV и Феодора. Но вот эти помощники как будто собираются оспаривать завоеванное им место. Борис был еще достаточно силен, чтобы отразить удар, но он остался одиноким; один он встретил и новые напасти: сама природа обратилась против него и отняла у него последние средства для защиты.
Всем своим подданным он обещал благосостояние, а многим даже богатство; но именно с этого 1601 года у большинства не стало хватать хлеба. Вследствие непрерывных дождей и сильного заморозка на Успение погиб весь урожай. Начался ужасный голод: родители покидали своих детей, мужья своих жен; по дорогам голодные, подобно скоту, питались травой; во рту у мертвых находили человеческий кал; озверевшие матери ели своих детей, а дети убивали и ели своих родителей! Путешественники избегали останавливаться: на постоялых дворах ведь легче было быть съеденным другим гостем, чем самому найти пищу. На рынках продавалось человеческое мясо! Летописец утверждает, что он был свидетелем ужасного зрелища на одной площади столицы: мать разрывала на части своего еще живого ребенка! Ногтями она отрывала куски мяса и спокойно их ела!
Чтобы прекратить бедствие, Борис сделал огромное усилие. По сообщениям Маржерета и Буссова, он раздавал ежедневно до 600 000 денег (деньга – первоначальное название копейки). Но этим он достиг только одного: уже изголодавшееся население Москвы быстро умножилось, со всех сторон сюда сбегались нищие. И в то же время, пренебрегая строгими наказаниями, которые грозили скупщикам, богатые люди, и не только какие-нибудь темные спекулянты, но и лица высокого общественного положения и чина – игумены, архимандриты, управители епископских вотчин, даже Строгановы, старались извлечь пользу из народного бедствия. Захватывая в свои руки весь наличный хлеб, они пользовались щедрою раздачею денежной милостыни по царскому указу, чтобы еще поднять и без того непомерно высокую цену. Борис понял свою ошибку и заменил денежную милостыню раздачей пищи; но хлеб все-таки давал утечку в руках посредников, и голод все увеличивался.
Он продолжался более двух лет; не считая тех, которые получили более почетное погребение в четырехстах церквах столицы, на кладбищах было похоронено 127 000 трупов, – так насчитывает Палицын. Другие насчитывают число жертв до 500 000. Поздно, слишком поздно Борис догадался из тех областей, где был избыток вследствие обильной жатвы, именно из Курской, доставить хлеб в центральные области, наиболее пострадавшие. И только урожай 1603 года прекратил это бедствие. Но тогда появились его обычные и зловещие спутники: моровая язва и разбой. Многие господа отпускали своих крепостных, не желая или не имея возможности их кормить; в большинстве случаев они не давали им отпускных грамот, сохраняя, таким образом, право впоследствии потребовать их обратно и заставить тех, кто дал им пристанище, заплатить себе вознаграждение. Такое положение отрезало все пути: холопы толпами бродили по полям, составляли вооруженные шайки, грабили и убивали. Число бродяг увеличивала многочисленная челядь недавно сосланных бояр: обычай требовал, чтобы вместе с господами были наказаны и слуги – они теряли право поступать на службу к другим. Многие из таких слуг обучались военному делу; они собирались в степи, пограничной с Северской областью, уже ставшей средоточием тревожного мятежного возбуждения.
Уже давно в эту украйну, более близкую, чем украйна казацкая, толпами стекались беглецы всех сословий – крестьяне и дворяне, которым не удалось ужиться с московским образом правления: одних изгнало государство, другие сами почувствовали необходимость удалиться от непосредственной близости всегда мечущего громы олимпа, где царь собирал верных себе людей. Иван IV ссылал сюда тех из приговоренных к смерти, которых ему случалось помиловать. Но по мере своего заселения эта страна, где все находили приют, теряла свою свободу. Москва постепенно распространяла свою политическую и административную систему, содействовала переселениям и, таким образом, проникла сюда и наложила свою тяжелую руку на здешних выходцев. Стараясь щадить центральные части своего государства, Борис именно для этой окраинной области наметил целый ряд менее либеральных мер; он сводились к тому, чтобы насильно вернуть некоторое число добровольных изгнанников на родные места, а других заставить войти в рамки общей организации и обложить их более, чем приходилось на их долю по раскладке общенародных тягот и повинностей.