Смутное время. Крушение царства

С военной точки зрения наступление «вора» не представляло большой опасности. Поражение войск самозванца на переправах под Серпуховом показало, что сдавшиеся под Кромами отряды деморализованы и не способны вести боевые действия в условиях гражданской войны. Ввиду этого Лжедмитрий после серпуховской неудачи распустил многие из этих отрядов. Оставшиеся силы он подчинил П. Ф. Басманову.

Внук главного опричного боярина Басманова вел войска к Москве, тогда как племянник Малюты Скуратова готовил почву для торжества самозванца в самой столице.

Будучи в Туле, Отрепьев потребовал, чтобы Мстиславский и прочие бояре немедленно ехали к нему в лагерь. Дума постановила послать в Тулу князя И. М. Воротынского, двадцать лет бывшего не у дел, а также бояр и окольничих князя Н. Р. Трубецкого, князя А. А. Телятевского, Н. П. Шереметева, думного дьяка А. Власьева и представителей других чинов — дворян, приказных и купцов.

Делегация Москвы выехала в Серпухов 3 июня. Вместе с представителями столичных «чинов» туда же отправились все Сабуровы и Вельяминовы, чтобы вымолить себе прощение Лжедмитрия. Но П. Ф. Басманов успел занять Серпухов и не пустил родню Годуновых в Тулу. Он заслужил милость у самозванца тем же способом, что и у Годунова. Боярин повсюду искал изменников и беспощадно карал их. По его навету все Сабуровы и Вельяминовы были ограблены донага и брошены в тюрьму.

Лжедмитрий был взбешен тем, что главные бояре отказались подчиниться его приказу и прислали в Тулу второстепенных лиц. На поклон к Отрепьеву в начале июня приехал атаман вольных казаков Смага Чертенский с Дона. Чтобы унизить посланцев Боярской думы, самозванец допустил к руке донцов раньше, чем бояр. Проходя мимо бояр, казаки ругали и позорили их. «Царь» обратился к Чертенскому с милостивым словом. Допущенных же следом Воротынского с товарищами он бранил последними словами «яко же прямый царский сын». Боярина Телятевского выдали казакам головой. Казаки били его смертным боем, а затем едва живого отвезли в тюрьму. События, разыгравшиеся в Туле, были последним отзвуком того периода самозванщины, когда поддержка восставшего народа и донцов имела для «вора» решающее значение.

Из Тулы Лжедмитрий выступил в Серпухов, где к нему явились глава думы удельный князь Ф. И. Мстиславский, князь Д. И. Шуйский, стольники, стряпчие, дворяне, дьяки и столичные купцы — гости. Московские власти сделали все, чтобы облегчить соглашение с путивльским «вором», которого они в течение семи месяцев безуспешно пытались уничтожить. В Серпухов заблаговременно прибыли служители Сытенного и Кормового дворов, многочисленные повара и прислуга с запасами. Бояре и московские чины дали пир Лжедмитрию. Они велели извлечь на свет Божий огромные шатры, в которых Борис потчевал дворян в дни серпуховского похода накануне своей коронации. Шатры имели вид крепости с башнями и были весьма поместительными. Изнутри их стены украшало золотое шитье. По словам очевидцев, на пиру присутствовали разом пятьсот человек. Пиры и приемы были не более чем декорацией, скрывавшей от посторонних глаз переговоры между самозванцем и московскими чинами. Прибытие в Тулу главного дьяка А. Власьева и других приказных людей привело к тому, что управление текущими государственными делами начало переходить в руки самозванца.

Находясь в Туле, Лжедмитрий I известил страну о своем восшествии на престол. Рассчитывая на неосведомленность населения дальних городов, Отрепьев утверждал, будто его узнали как прирожденного государя Иов — патриарх московский, весь Священный собор, дума и прочие чины. 11 июня Лжедмитрий был еще в Туле, но на своей грамоте пометил: «Писана на Москве». Вместе с окружной грамотой самозванец разослал по городам текст присяги. Она представляла собой сокращенный вариант присяги, составленной при воцарении Бориса Годунова и Федора Борисовича.

Самозванец повторил прием, к которому прибегли Борис Годунов, а затем его сын. Добиваясь трона, Борис велел составить текст присяги на имя вдовы царицы Ирины, свое же имя поставил вторым. Федор Борисович последовал примеру отца и первым упомянул имя вдовы царицы Марии Годуновой.

Ни в Самборе, ни в Путивле самозванец не ссылался на «мать» — старицу Марфу, заточенную в глухом северном монастыре. После переворота в Москве он решил использовать авторитет вдовы Грозного, чтобы навязать свою власть стране. Присяга на имя вдовы Грозного была еще одной попыткой самозванца мистифицировать страну. Готовясь к неизбежной встрече с мнимой матерью, самозванец приблизил первого же ее родственника, попавшего к нему в руки. В Туле он пожаловал чин постельничего дворянину Семену Ивановичу Шапкину потому, «что он Нагим племя».