Приступая к сбору средств в той или иной волости, совет тотчас приглашал волостных старост, целовальников и лучших людей «для земского совета». При решении более важных вопросов совет вызывал в Ярославль местных представителей и требовал, чтобы «сословия» снабжали их письменными инструкциями. В таких случаях города получали наказ
Второе земское правительство включало многих руководителей первого земского правительства.
Прямо из Подмосковья явились сюда воеводы Мирон Вельяминов и Исак Погожий со многими детьми боярскими, подьячими и даже торговыми «добрыми людьми», не желавшими целовать крест «вору».
Пожарский делал все возможное, чтобы сплотить вокруг Ярославля все силы страны. Такой курс не мог не сказаться на составе ярославского Земского собора. В нем было больше знати и посадских представителей. Старшими членами совета числились бояре князь Андрей Петрович Куракин, Василий Морозов, князь Владимир Долгорукий и окольничий Семен Головин. Родственники Куракина и Головина входили в Семибоярщину, а сам Долгорукий сидел в Кремле с «литвой» до марта 1611 года. Членами совета в Ярославле стали князь Никита Одоевский, князь Петр Пронский, князь Иван Черкасский, Борис Салтыков, князь Иван Троекуров, князь Дмитрий Черкасский, братья Шереметевы и другие.
Наплыв дворян в Ярославль имел многообразные последствия. Знать не забыла о своем унижении в подмосковном совете и домогалась особого положения в новом соборе. Ее притязания привели к неурядицам в ополчении. Распри вспыхнули после того, как в Ярославль прибыла казанская рать.
Вместе с нижегородцами казанцы выступили с почином организации нового ополчения. Будучи в Нижнем, Пожарский назначил своим главным помощником дворянина Ивана Биркина и поручил ему сформировать и привести казанскую рать. Биркин выехал в Казань как полномочный представитель нижегородского совета. Его сопровождали местный протопоп Савва и несколько выборных смоленских дворян.
Земское правительство возлагало большие надежды на поддержку со стороны Казани. В сношениях со шведами Пожарский подчеркивал, что на его стороне выступают города Московского и Казанского государств. В качестве ветеранов движения казанцы рассчитывали занять в Ярославле подобающее место. Но вскоре они смогли убедиться в тщетности своих надежд.
В Нижнем Биркин был заметной фигурой среди сподвижников Пожарского. В Ярославле не только Биркин, но и сам Пожарский затерялся в толпе бояр и знатных дворян. Когда Биркин явился в совет и от имени казанцев потребовал себе прежнюю должность, бояре и воеводы прервали его на полуслове. Будь то обычная местническая тяжба, спор не вышел бы из стен приказной избы. Но затронутыми оказались более глубокие интересы.
За Биркина заступились казанцы, а также хорошо знавшие его смоленские дворяне и нижегородские стрельцы. Против него объединились бояре и дворяне. Раздор едва не привел к кровопролитию. Казанская «партия» изготовилась к бою. Но благоразумие все же взяло верх.
В «Казанском государстве» социальные противоречия приобрели более резкие формы, чем в замосковных городах. После убийства боярина Бельского управление городом перешло в руки дьяка Шульгина. Местный воевода боярин Василий Морозов ушел в поход под Москву, да так и не решился вернуться назад в Казань. В качестве ярославского воеводы Морозов оказал казанцам худой прием. Когда-то вождь ополчения Ляпунов послал своего родственника Биркина своим личным представителем в Нижний Новгород, откуда тот переехал в Казань. Посланцу Ляпунова удалось достичь полного взаимопонимания с казанским посадом.
Биркин уведомил «Казанское государство» о ярославских событиях, и дьяк Шульгин от имени местных властей отозвал казанскую рать домой. Его приказ вызвал раздор в войске. Тридцать помещиков и мурзы с отрядом татар отказались повиноваться Биркину и поступили на службу в ярославское ополчение. Прочие ратники вернулись в родной город. Пожарскому пришлось проявить немало терпения, чтобы избежать новых расколов.
Минин и Пожарский не требовали от ярославского совета мандата на единоличную власть. Они помнили о судьбе Ляпунова и не помышляли о возрождении триумвирата. Подтекстом соборной грамоты князь Дмитрий приложил руку десятым, признав тем самым местническое превосходство девяти других более знатных бояр и стольников. Кузьма Минин приложил руку пятнадцатым.