Смутные времена. Книга 7

– Так ить мне, солдатик, не жалко. Лыжи-то бросовые, самоделы, но мне тут самому еще пару верст телепать, так что и не знаю.

– Я заплачу. Вот,– Хрюкин вытащил из кармана золотую монету.– Золото.

– Эк, солдатик, да на кой мне оно? Куда с ним? Вот как бы ты к примеру что из вещей предложил, аль из продуктов.

– С продуктами плохо,– честно признался Хрюкин.– А вещь… Вот полушубок хотите? Он ношенный, но целый.

– Полушубок – это хорошо, но…– Дед Прохор, макнул ржаной сухарь в кипяток и откусив от него размякший кусок, принялся жевать неспешно.

– Что? Хотите, еще соли чуток отсыплю. У меня есть пару кило. Половину отдам,– Хрюкин похвалил себя за хозяйственность и поругал за то, что взял соли мало.

– Со-о-о-оль,– повеселел дед.– Че молчал, солдатик? Кило соли говоришь? Давай в придачу и забирай доски.

Договорившись и ударив с дедом по рукам, Хрюкин отсыпал ему соли и через десять минут уже шлепал в сторону железной дороги. Мешок с сухарями уменьшился заметно и Артур сунул его в рюкзак. Канистра мешала очень и руку оттягивала, так что подумав и очень жалея, он ее все же бросил, решив, что теперь если что, то и снегом обойдется. Лес стоял не сплошной стеной, прореженный войной, с горелыми падями и луговинами заброшенными, так что двигался Хрюкин на север довольно бойко. Пересек через пару километров железную дорогу, а через три еще засветло, вышел к шоссейной. Движение по ней было на удивление интенсивным и Хрюкину, удалось уговорить водителя полуторки, везущего с фронта пустые ящики из-под снарядов, подбросить его до Можайска, посулив ему сухарей.

– Садись, коль так,– согласился ефрейтор, у которого в кабине никого за старшего не оказалось. Об этом его и спросил в первую очередь Артур невзначай.

– Под аэроплан фрицев попали, зёма,– ответил просто ефрейтор.– Только от фронта отгреб и тута нате. Как врезал из пулемету. Вона, глянь,– в кабине, прямо над головой Хрюкина виднелось несколько свежих пулевых пробоин.

– Младшему лейтенанту прямо в голову. В кузове лежит,– ефрейтор зевнул и поинтересовался в свою очередь, кивнув на разноцветный рюкзак.

– Сидор, смотрю, занятный у тебя, земеля. Откуда взял?

– Обменял у союзников на мыло,– брякнул Хрюкин первое что пришло в голову.

– Эт каких союзником? Мериканов? И где это ты их встретил, зема?

– Известно где. На фронте. Приехала к нам делегация от них.– На голубом глазу ответил Хрюкин, пристраиваясь поудобнее.– Вот и форму выдали чтобы, значит, их встречать, черную. Там у них одни негры были, ну и чтобы, значит, их уважить под цвет их рож выдали.

– Здоров ты загибать, земеля,– рассмеялся ефрейтор.– Как звать-то тебя, трепач?

– Артуром зовут,– назвал свое имя родное Хрюкин.

– А я Иван. Держи клешню. Давно такого вруна не встречал. Сыпь дале, про негров мериканских.

– Не веришь? Твое дело,– Артур пожал руку протянутую и, развязав мешок, высыпал сухари на свои колени.– Угощайся, Иван.

– Что-то они у тебя все с плесенью,– сморщился тот, но сухарь все же цапнул и грызть начал с энтузиазмом.

– Сыро нынче, вот и плесень. Летом подсохнут,– махнул рукой Хрюкин.

– Ты их до лета с собой таскать собрался?– хохотнул ефрейтор.

– Эти? Эти я тебе за проезд презентую, а те которые подсохнут летом, летом и будут.

– Чего ты мне этими сухарями сделаешь? Что за слово иноземное, ну-ка повтори-ка,– заинтересовался водитель.

– Подарю – значит. Презент – подарок. Презентую. Русское слово вполне. С чего ты взял, что иноземное?

– Уху не привычно потому что. Презентуешь? Такие-то че не презентовать? Я вон чуть зубы не сломал, пока разгрыз. Каменной прочности сухари, хоть и с плесенью.

– А больше у меня нет ничего. Так что чем богаты, тем и рады, Вань. Вот приеду в Можайск, там чем-нибудь разживусь. Встану на довольствие.

– От Можайска одно название осталось нынче. Я вчера проезжал через него,– сообщил ефрейтор, засовывая в рот второй сухарь с плесенью.

– Знаю. Но не весь же разрушен. Есть и целые дома. Приткнусь где-нибудь, при какой-нибудь вдове,– подмигнул Артур ефрейтору и тот, не поняв шутки, вдруг резко затормозив, заорал: – А ну вылезай, шкура, к чертовой матери. Там люди под пулями загибаются, а он по вдовушкам мастак. Выметайся, сволота,– и, распахнув настежь дверь фанерную, вышиб Артура тычком ноги из кабины. Хрюкин и сказать-то в свое оправдание ничего не успел, а полуторка уже фырчала впереди метрах в пятидесяти, увозя в своем кузове, ящики пустые снарядные, убитого младшего лейтенанта и лыжи Артуровны – стоимостью в полушубок и кило соли.