Смутные времена. Владивосток 1918-1919 гг.

Зря она пыталась убедить саму себя, что, наверное, он и правда ее любит. Да, он ее любит, она вынуждена была это признать. Подарки, цветы. Внимание, бесконечные комплименты. Он обожает ее голос, ее глаза.

А как же родители? Она придумывает дополнительные часы. Деньги, которые она якобы зарабатывала, — эти деньги давал ей Федор. Дома мама слишком довольна, слишком измотана, чтобы хоть что-то заподозрить.

Это восхитительное безумие продолжалось три месяца.

И вот капитана отправляют во Владивосток. Это его угнетает. Он из Омска, крупного города, столицы Сибири. Он — любимец высшего света, званых ужинов, больших балов, гала-представлений в театре. Оставить все это и отправиться в отвратительную провинциальную дыру, где можно умереть с тоски! Он ходит взад и вперед по комнате. Звон шпор раздается по паркету. Вдруг он расхохотался.

И как это не пришло ему в голову? Он возьмет Лену с собой! Вдвоем будет гораздо веселее.

Она перекрестилась. Еще мгновение назад ей казалось, что наступил конец света. Теперь мир спасен. Волшебная сказка продолжается.

Транссибирская магистраль. Шикарный вагон, а в этом вагоне у них самое дорогое, самое красивое купе. Шампанское льется рекой в течение всего путешествия.

Почтительные поклоны контролеров, небольшие услуги всецело преданных начальников поезда.

Владивосток.

Все складывалось удачно. Люди Колчака подготовили для его адъютанта довольно сносное жилье. Домой он возвращается все позже и позже, это правда, но всегда в прекрасном настроении, влюбленный, с бутылкой прекрасного вина под мышкой.

Близится Рождество. Она хочет поставить в доме елку, украсить ее свечами. Говорит ему об этом, просит позвать к ним друзей. Он обнимает ее с нежностью. Увы, это невозможно. Он выполнил то, что ему было поручено.

Или почти выполнил. Но все уже в порядке. Нужно только подождать. Родители ждут его, вне всяких сомнений, на праздники. Она должна его понять. Он видит, что она понимает.

Хочет ли она вернуться в Омск вместе с ним? О да, конечно! Да. Она уехала, не сказав никому ни куда, ни с кем она отправилась. Да, да. Родители бедные, но честные. Мама может умереть от горя. Папа будет в ярости. Да, соседи. Семьи, в которых она работала. Да, да.

Ну что ж, не стоит об этом говорить. Она устроится во Владивостоке, он уверен. В этом городе гораздо больше возможностей, чем принято думать. Она умеет шить, петь. А пока она ищет работу, она может ни в чем себе не отказывать. Он позаботится о самом необходимом, от всего сердца.

И его умчал поезд по Транссибирской магистрали.

Он никогда ничего ей не обещал. Это правда. Он нашел для нее довольно приличную комнату у очень хорошей женщины, заплатил за три месяца вперед. И оставил ей много денег. И это правда. Сказать ей нечего. Нечего.

И вот. Все в духе произведений «Святая мученица»[15] или «Невинность и позор»[16], это было просто непревзойденно. Есть от чего умереть со смеху. Но когда слышишь такую историю в «Аквариуме», рассказанную бесстрастным монотонным голосом, на едином дыхании, поскольку малейшее изменение интонации, любой отголосок чувства могли разрушить ее. Когда перед вами сидит такая хрупкая девушка, что ей едва можно дать шестнадцать лет. Когда вы знаете, что она ничего уже не ждет от этого ужасного мира, которая держится исключительно благодаря несломленной гордости, — ей нужно было, отбросив гордость, рассказать о никчемном романе просто потому, что при знакомстве к ней обратились на «вы». Тогда и дорогой эстет, и образованный человек, который живет в каждом из нас, выглядят хорошо.

Я продолжаю слушать. Мелодрама продолжается.

По законам жанра, любовник научил Лену пить. Она пьет много. Даже слишком много. Деньги? У нее никогда их не было. Считать она не умеет. Деньги, что оставил Федор, стремительно исчезали, испарялись. И вот она на мели.

Выход: ее комната. Комната была в ее распоряжении еще один месяц. Она попросила вернуть ей деньги и ушла. Можно догадаться, что за гостиница стала ей приютом.

Собирая свои пожитки, она нашла конверт, на котором красовался герб. Внутри оказалось письмо, Федор оставил его на случай необходимости для некоего Василия. Она отправилась к нему.

Василий был сама любезность. Конечно! Конечно! Ваша честь, капитан, Ваше превосходительство, господин граф… Такой хороший клиент. Такой щедрый барин. Конечно же! Конечно! Так рад заполучить артистку, которую его честь, его превосходительство ему рекомендует.

Когда Лена замолчала, графин с желтой водкой был совсем пуст. Я хотел позвать официанта. Но она отказалась нетерпеливым жестом и подала знак Василию, что собирается выйти на сцену.

Едва она запела, как я уже был уверен, что она никогда прежде так не пела и никогда больше не исполнит свою песню вот так. Она отбивала такт, пела очень медленно, растягивая слова. Это напоминало звон цепей на ногах каторжника, от которых ему не избавиться до конца жизни.