Смысл безразличен. Тело бесцельно. Эссе и речи о литературе, искусстве, театре, моде и о себе

Нам бы только научиться в нужный момент становиться маленькими, чтобы никто не видел, как мы разбавляем свое вино водой; нам бы научиться в нужный момент становиться еще меньше, совсем махонькими, чтобы, когда один из нас вдруг вздумает стать федеральным президентом, то есть занять высочайший в стране пост, никто из посторонних не мог разглядеть ни нас, ни его, ни нашего, ни его прошлого.[17] И еще научиться бы нам в нужный момент становиться та-а-кими ба-а-альшими, чтобы мы видели себя отраженными в зеркале мировой прессы — в достойном, а не непристойном виде! — и чтобы она, эта пресса, комментировала наши отражения только в позитивном смысле: мы ведь и в самом деле живем в очень красивой стране, а тот, кто не верит, может приехать к нам и лично в этом убедиться!

Я и сама скоро поеду обратно, в мою страну, — но прежде хочу от души поблагодарить вас за присужденную премию и помянуть — с любовью и печалью — того, чьим именем она названа. Его — Генриха Бёлля — я, будь он жив, уговорила бы поехать со мной: уверена, такой человек и у нас в стране наверняка нашел бы для себя чем заняться.

ЧТО ПРЕДЛАГАЮТ НАМ СЕГОДНЯ. ЧТО ПРЕДЛАГАЛИ НАМ КОГДА-ТО [18]

Уступая требованию Европейского Союза, Австрия, вероятно, предпримет «снятие» анонимности вкладчиков в своих сберегательных банках. «Снятие» означает отмену. Снять — все равно что перечеркнуть. В сберкнижке теперь будет указана фамилия ее владельца, то есть именование лица. Имя и есть указание, в данном случае на определенного человека, а человек есть то, что он есть. Но сверх того, в имени есть и другие смыслы. Снять анонимность требуют, чтобы при случае схватить за руку владельца счета. Ну что ж, руки — вот они, владельцы сберкнижек тоже налицо (по крайней мере, налицо их заявления, что они таковыми являются), а значит, можно их в любом смысле прижать, то есть оспорить все, что составляет смысл их существования. Смысл их существования состоит во владении чем-нибудь, и, как только имена предадут огласке, владельцы владений, имен и имений не преминут гласно возмутиться. Что характерно — этим людям не хочется сообщать сведения о себе. Между тем сами они желают иметь возможность в любое время получать любые сведения. И еще хотят, чтобы никто им не был должен, все задолженности должны быть погашены. «Уходя, гасите свет», — гасит тот, кто уходит последним, так издавна повелось, но у нас свет погасили предпоследние. Наши предшественники. Потому что они хотели одного — самоутверждения. Они утверждали все, что угодно, лишь бы утвердить себя. Причем, утверждая то или иное, они не считали нужным обращаться к кому-нибудь, кто мог бы их выслушать, а то и ответить. Никого, кроме них самих, нет и не должно быть, и это в порядке вещей, считали наши предшественники. Они погасили светильники, которые не ими были зажжены. Но сегодня многие уже не считают, что это в порядке вещей. Погашенным светочам жизни нет числа. Я не знаю, была ли суждена им долгая жизнь, если бы их, светивших ради кого-то или чего-то, не погасили. В наше время подобные претензии принимают. Их называют коллективными жалобами. Но сегодня легко прижать всякого, кто не желает дать сведения о своем состоянии и откуда оно взялось, или того, кто притворяется, будто он гол как сокол, или те банки, в которых счета якобы не имеют владельцев. Слава богу, сегодня все не так страшно, и даже не требуется грозить наказанием людям, которые читают правду о том, что у нас творится. Если человек не читал какого-то воззвания, которое у него нашли, он, конечно, ни в чем не виновен. Утратила смысл поговорка: «Сказано — сделано». У нас давно в ходу другая истина: если что-то имеешь, это могут у тебя отнять. Имейте же совесть! Имейте голову на плечах! Не то найдется кто-нибудь поголовастей, чем вы! Все равно головы не сносить, когда смерть придет.