Смысл Камня. Современный кинематограф Южной Кореи

В кино, ориентированном на мужчин, раскрывалась ценностная ориентировка на семейную ячейку общества. Криминальные группировки, однополчане нередко становились суррогатной семьей главного героя. Данное социальное сообщество, чей уклад был основан на взаимной лояльности братьев, казался зрителям оплотом утраченного порядка. Главной доблестью для персонажей гангстерского кино была беззаветная верность подельникам, а главным грехом — предательство («Морпехи, которым вернуться не суждено» реж. Ли Манхи, 1963).

В фильмах 2000-х гг. указанный стандарт претерпел ощутимые изменения. Все явственней проступает идея распада бандитской семьи. Преступная группа теперь напоминает не братский союз, а тоталитарную корпорацию, теневую бизнес-структуру. Рядовой гангстер больше не благородный разбойник, а обезличенный клерк, шестеренка бездушного механизма. Выдвигается новый тип криминального главаря: эгоцентрик, стремящийся к неограниченной власти, к сверхдоходам любой ценой. В противовес ему утверждается образ одинокого мстителя, гангстера, который выходит из подчинения недостойному боссу. Право на личный выбор, вера в человеческое достоинство, активное неприятие зла становятся для такого героя важнейшими, приоритетными ценностями. За свои личные принципы герой готов «лезть на рожон». Подобные образы мужских героев можно проследить как в криминальных гангстерских фильмах («Горечь и сладость» реж. Ким Джиун, 2005), так и в массовых развлекательных («Паваротти» реж. Юн Джончхан, 2013).

Если рассматривать образы мужских персонажей в южнокорейском кинематографе, ориентированном на женскую аудиторию, то он не будет претерпевать сильных изменений по сравнению с вышеописанным. Идеальный образ корейского мужского персонажа — это одинокий, замкнутый персонаж, отдавший себя любимому делу и отстаивающий свою позицию до конца. Лишь семейные ценности могут поменять его поведение. Здесь также прослеживаются ценности конфуцианского учения и влияние японского кинематографа.

Примечательна эволюция женских характеров. Архетип положительной героини южнокорейский кинематограф позаимствовал из своей отечественной повести «Верная Чхунхян». Дочь провинциальной кисэн (артистки развлекательного жанра, обученной танцам и пению, подобно гейше или куртизанке) вступает в тайный брак с молодым аристократом. Несмотря на низкое социальное положение, Чхунхян умна и образованна. Внезапно семью супруга отзывают в столицу, и красавица лишается покровительства и защиты. В жизни героини появляется алчный и похотливый губернатор, который пытается соблазнить её. Но даже под пытками она отказывается и ждёт своего возлюбленного. В последний момент появляется пропавший супруг. Беспутный правитель смещен, муж и жена соединяются. Образцовое поведение верной Чхунхян смогло поколебать сословные стереотипы. Мелодраматическая история о прекрасной девушке, которая среди всех испытаний сохраняет верность своему пропавшему без вести возлюбленному и в конце концов воссоединяется с ним. Торжествует конфуцианский идеал добродетельной женщины, чья любовь выражается прежде всего в преданном служении своему мужчине209.

Однако уже в картинах 1960-х годов стал появляться образ независимой, самодостаточной героини. Причина подобной трансформации традиционного женского образа связана с послевоенной ситуацией, когда многим незамужним и разведенным женщинам, солдатским вдовам и матерям-одиночкам приходилось самим зарабатывать на жизнь, самостоятельно поднимать детей, выживать без опоры на крепкое плечо и без оглядки на патриархальные нравы («Служанка» реж. Ким Гиён, 1960). Эмансипация шла вразрез с установками патриархальной морали. Поэтому в южнокорейском кино этот социальный феномен интерпретировался по-разному: образ независимой женщины приобретал то положительные, то негативные характеристики.

Тип разделился на два амплуа. Та, что сама по себе могла быть достойной труженицей, хорошей матерью, верной подругой, в то же время могла оказаться и женщиной нескромного поведения. Оба амплуа самодостаточной героини не исчезли с экрана и в наши дни.

Женщина в новом южнокорейском кино выступает обычно в двух ипостасях — как объект вожделения представителей противоположного пола и как активно действующий субъект, самостоятельно определяющий свою поведенческую линию («Моя дрянная девчонка» реж. Квак Чэён, 2001). Дама зачастую манипулирует кавалерами, которые попадают в эмоциональную зависимость от ее чар. Современные кореянки обретают черты «femme fatale». Они третируют и унижают мужчин, сводят с ними счеты («Искусство обольщения» реж. О Гихван, 2005).

Образы мужских персонажей южнокорейского кинематографа можно рассмотреть как:

— Эгоцентричный персонаж, стремящийся к неограниченной власти.

— Одинокий мститель, имеющий в основном благие намерения, отстаивающий личные принципы.

Женские персонажи в фильмах Южной Кореи представляются как:

— Преданные.

— Сильные и независимые. Независимы в своих действиях от мужчин, сами могут себя обеспечить.

— Агрессивные.