Смысл ночи

Да и сама местность: неприглядная унылая долина, еще десятки лет назад изрытая вдоль и поперек шахтами, а впоследствии застроенная литейными цехами, промышленными мастерскими и прочими мануфактурами, вокруг которых выросли закопченные краснокирпичные кварталы. Доктор Пассингэм считал (хотя и не сказал этого вслух), что Миллхед, где он побывал лишь однажды, относится к разряду дрянных городишек, куда ни один джентльмен по доброй воле и носа не сунет.

Через несколько минут спокойных увещаний почтенный мастер начал понемногу раздражаться, что доктор Даунт, вопреки ожиданиям, не поддается на уговоры, продиктованные лучшими побуждениями, но, напротив, упорствует в своем желании принять Миллхедский приход со всеми сопутствующими тяготами. В конце концов у доктора Пассингэма не осталось иного выбора, кроме как печально покачать головой и согласиться по возможности быстро уладить все необходимые формальности.

И вот одним морозным днем в декабре 1818 года преподобный Ахилл Даунт со своей молодой женой вселился в Миллхедский пасторат. Этот приземистый мрачный дом (его я в свое время самолично посетил и осмотрел) обращен фасадом на угрюмую долину, утыканную черными фабричными трубами и тесно застроенную уродливыми кирпичными бараками, а позади него простирается безотрадная болотистая пустошь. Да уж, для доктора Даунта перемена была разительная. Далеко позади остались сочные лужайки, тенистые рощи и гулкие каменные дворы старинного университета. Теперь взорам его ежедневно являлась совсем другая местность, населенная совсем другими представителями рода человеческого.

Однако новый настоятель Миллхедского прихода был исполнен решимости прилежно трудиться во благо своей северной паствы, и нельзя отрицать, что на первом своем пастырском посту он исполнял свои обязанности с непоколебимым усердием. Он прославился в округе своими тщательно продуманными проповедями, которые произносились с интеллектуальным вдохновением и драматической страстью и вскоре стали привлекать многочисленные собрания прихожан в церковь Святого Симфориана по воскресеньям.

Наружность доктора Даунта вполне соответствовала героическому христианскому имени, дарованному ему родителями: высокий, широкоплечий, с уверенной осанкой, звучным голосом и густой бородой, как у пророка. Шагая крупной поступью по слякотным улочкам Миллхеда, он излучал устрашающий дух сознательной добродетели. Окружающим он представлялся скалой и крепостью, неодолимой твердыней. Однако мало-помалу он стал понимать, что здесь, в мире тяжкого труда, где почти нет родственных душ, вершить великие дела непросто. Работа среди бедного рабочего люда начала угнетать его сильнее, чем он считал допустимым, а долгожданное постановление о повышении в должности с переводом в другой город все не приходило. Доктор Даунт превратился в человека разочарованного.

Он отчасти утешался мыслью о скором рождении первенца, но, увы, появление на свет маленького Феба повлекло за собой трагедию. Подарив доктору Даунту сына и наследника, нежно любимая жена через три дня скончалась, и он остался один с постоянно орущим младенцем на руках, в мрачном доме на холме, без всякой надежды выбраться когда-нибудь из этой дыры.

Безмерное горе привело преподобного на грань отчаяния. Пасторский дом казался вымершим, когда несчастный вдовец по несколько дней кряду безвылазно просиживал за закрытыми дверями, отказываясь от всяких сношений с внешним миром. В те черные дни к нему часто наведывались заботливые друзья из маленькой церковной общины, чтобы оказать посильную помощь сокрушенному духом пастырю. Самой внимательной и услужливой была мисс Кэролайн Петри — одна из тех, кто всегда сидел с восхищенным видом перед самой кафедрой доктора Даунта в церкви Святого Симфориана. Постепенно мисс Петри утвердилась в качестве главной радетельницы о восстановлении душевного здоровья приходского священника; она привела дело к удовлетворительному завершению, став второй миссис Даунт осенью 1821 года.

Доктор Даунт никогда не говорил о своем переходе от состояния полного духовного и морального опустошения обратно к вере в Бога и в свои силы. Можно только догадываться, на какую сделку ему пришлось пойти и с душой, и с совестью. Но он заключил эту сделку — к некоторой выгоде для себя и к большому вреду для меня.

Монументальная мисс Кэролайн Петри, принесшая с собой в дом миллхедского пастора маленький, но весьма желанный ежегодный доход, являлась полной противоположностью первой миссис Даунт. Несмотря на юный возраст, она обнаруживала зрелость ума во всех отношениях. Держалась она — иначе не скажешь — царственно, внушительной своей статью и равно внушительным выражением лица вселяя невольное почтение во всех без изъятия, независимо от рода и звания. Отчасти это объяснялось необычным ростом мисс Петри (она была на голову выше даже доктора Даунта и имела возможность в буквальном смысле слова смотреть свысока практически на всех своих собеседников), а отчасти — ее поистине замечательной наружностью.