Жиль Делез, безусловно ответственный мыслитель, испытывающий настоящую идиосинкразию к резонерству, вполне обоснованно отмечает: «Смысл любого выражения или слова находится не в нем самом — он в другом слове. Лишь смысл нонсенса находится в нем самом». Попробуем развернуть эту емкую формулировку. Речь идет о том, что любая постановка вопроса о смысле означает, прежде всего, следующее: смысл не здесь. Именно это сообщается нам в момент вопрошания и становится уже известным, когда кажется, что неизвестно еще вообще ничего. Смысл — не здесь, а потребность в нем — как раз здесь. Поэтому и необходимо совершить действие осмысления, то есть, как минимум, перейти от услышанных слов к другим словам. Следовательно, первое действие по осмыслению, это действие отсылки, своеобразная команда «ищи!» Так хозяин бросает палочку и дрессированная собака бросается за ней, стараясь как можно быстрее доставить отсутствующее к месту назначения.
Если угодно, по своей формальной структуре перед нами простейшая языковая игра в духе тех, что так пристально рассматривал Витгенштейн. Вот, палочка брошена или потеряна, ее нет в руках (посылка «искать!». Вот растерянное возвращение ни с чем, а вот и одобрение: «молодец!» — вознаграждение сахарной косточкой обретенного смысла…Модель, конечно, самая общая, ухватывающая лишь внешний рисунок. Палочку отыскать не так просто, и «нюх» (прозорливость) тут не всегда помогает. Смысл интересующего нас слова отнюдь не в любом другом слове (изречении, ответе, etc.), вполне возможно, что искать его придется за тридевять земель в тридесятом царстве. Но ясно, по крайней мере, что он не здесь, и эта ясность проясняет смысл вопроса о смысле вообще и вопроса о смысле жизни в частности.
2
Итак, описываемая языковая игра является, одновременно, и попыткой описания вечного двигателя мысли: вопрошанием-отбрасыванием задается последовательность рабочих тактов, а полезная работа объясняется, в частности тем, что найденные слова (ответы) вступают в конкуренцию за право быть смыслом данного (искомого) слова.
Изменив правила, можно сыграть и в другую игру: например, если договориться принимать в качестве искомой любую принесенную палочку. Эта конвенция утверждает целое семейство особых языковых игр, которые можно назвать бессмысленными, хотя в действительности они являются, скорее, досмысловыми. То есть, они не имеют смысла, но благодаря им смысл все же имеется как нечто в принципе доступное. Вспомним какую-нибудь простенькую игру, принадлежащую к этому семейству. Например, мы задумываем голую задницу и начинаем примирять к этому образу первые попавшиеся газетные заголовки на предмет их пригодности выражать смысл заданного. «Израиль нагнетает напряженность», «Инвесторы паникуют», «Каждой молодой семье — отдельную квартиру», и так далее. Получается типичная серия, вполне в духе Делеза.
Проанализировать образующуюся серию в высшей степени поучительно. Пусть не сразу в ней все же можно выделить две особенности. Во-первых, несмотря на то, что формально эта игра проще, чем игра «найди смысл», — ведь более-менее пригодной считается любая палочка, — она все же дается работающему сознанию с большим трудом, чем целенаправленные и привычные поиски смысла. Газетные заголовки и нужны-то как раз потому, что слишком прочны привычные ассоциации, предохраняющие от обессмысливания, для освежения восприятия требуется некий датчик случайных чисел.
Во-вторых, своеобразная прелесть данной игры состоит в том, что большинство заголовков неожиданно подходят: они имеют смысл или как бы имеют смысл. Вновь прибегая к делезовской терминологии, заметим, что смысл появляется как побочный, но неизбежный продукт «бросания палочки». Стоит запустить вечный двигатель мысли и наладить производство серий, и за смыслом дело не станет…Следовательно, вопрос «в чем смысл жизни» имеет смысл, состоящий, по крайней мере в том, чтобы запустить двигатель мысли. Правда, и любой другой вопрос подходит для этого ничуть не хуже, так что придется признать, что пока мы не слишком продвинулись.