Читаем Смысл жизни полностью

Пистолет лежал у меня в папке. Я вошел в ворота, зарядил пистолет и положил его в карман. Остановился около газетного киоска. «Симка» стояла с левой стороны. Напротив меня была дверь бара. Прозевать его я не мог… Подумал тогда, сколько раз стрелять? За отца, за мать, за сестру и еще за себя. Четыре раза… Стемнело, когда он вышел из бара вместе с женщиной. Я подошел. «Вы Гурский?» — спросил его. Он как-то странно посмотрел, а может, мне так показалось, поскольку он был пьяным. Буркнул, что он не Гурский, а пан Гурский. Спросил, что мне от него нужно… Тогда я выстрелил в него — два раза в голову и два раза в грудь. Он тяжело свалился у моих ног.

Прохожие разбежались. Женщина, кажется, кричала. Я спрятал пистолет и пошел в отделение милиции. Вот и все…

* * *

На другой день заседание суда было возобновлено. Рышард Завала не прислушивался к показаниям свидетелей, которых вызвали прокурор и защитник. Эти показания не интересовали его. Страдание причиняла ему только речь прокурора. Хотя он не мог его упрекнуть в нелогичности или юридических погрешностях, ему казалось, что прокурор неправильно его понял и излишне распространяется о его особе. Приговор в принципе ему был безразличен. Убеждал себя, что выполнил только клятву.

Адвоката он слушал внимательно, так как тот был хорошим оратором. Но и на него злился за то, что так подробно анализировал его душевное состояние. Не хотел, чтобы перед чужими людьми в этом зале обнажали его мысли, сердце, душу. Он совершил убийство и теперь ожидал приговора и хотел, чтобы это произошло как можно скорее…

Наступил ранний осенний вечер, и в зале суда зажгли свет. Судья с минуту шепотом о чем-то переговорил с заседателями, потом встал и произнес:

— Ввиду позднего времени объявляю перерыв заседания по процессу Рышарда Завалы. Приговор будет объявлен завтра…

<p>Смысл жизни</p>

Осень была мрачной, дождливой и холодной. Тучи висели низко, часто моросил дождь. Я ходил подавленный по опустевшим улочкам провинциального городка. На жестяных, заржавленных вывесках с трудом читал названия улиц.

Нет, не та. Спрашиваю, блуждаю. Наконец мне показалось, что нашел. Старый дом, отступивший от улицы и окруженный умирающими деревьями. В сенях поблекший список жильцов. Внимательно читаю его, и сердце начинает биться сильнее. Несколько лет поисков, и наконец-то вижу эту фамилию. А может, опять ошибся?.. Может, это не она?.. В моих поисках слишком много было разочарований, ошибок, случайных совпадений.

Поднимаюсь на третий этаж. Дверь, покосившаяся от старости, на ней выцветшая желтая краска и табличка: «Квартира № 7». Стучу. Тишина… Стучу еще раз, более настойчиво. Кажется, слышу шорох шагов. В двери появляется женщина. Изумление на лице. Долго всматривается в меня и наконец спрашивает»

— Вы ко мне?

— Да. К вам, пани Галина.

Угасший взгляд вдруг как бы ожил, но лицо, изборожденное морщинами, свела судорога. Вижу, как дрожит рука, сжимающая дверную ручку. Знаю, что в этот момент женщина борется с собой: захлопнуть дверь передо мной или же впустить меня. Минуту продолжается молчание. Наконец шепотом говорит:

— Пожалуйста, войдите…

Я прошел кухню. Комнатка небольшая, скромно обставленная. Сидим за столом напротив друг друга. Минуту смотрю внимательно, может, даже слишком, на ту, которая когда-то в городе считалась самой красивой девушкой. Фотография, которая была со мной, подтверждала это. Теперь передо мной пожелтевшее лицо с густой сетью морщинок вокруг потухших глаз. Волосы — когда-то длинные, пушистые, белокурые — теперь с проседью. Чувствую себя смущенным. В течение многих лет старался узнать ее прошлое и теперь нарушаю ее одиночество. Так хочется узнать от нее побольше о тех жестоких годах.

Сижу перед этой женщиной как школьник и не знаю, с чего начать разговор. Она тоже молчит, разглядывая свои продолговатые ладони, на которые тяжелая работа и время наложили отпечаток.

— Слушаю. Вы ведь хотите со мной поговорить, — прерывает она наконец молчание.

— Давно вы здесь живете?

Она внимательно в меня всматривается, что-то мысленно обдумывая.

— Вы хотели не о том спросить. Я знаю, кто вы. Три раза я меняла местожительство. Не хотела я этой встречи. Но от прошлого трудно уйти… Всю жизнь ухожу от него. Однако…

— Понимаю вас. И все же наша встреча состоялась… Только вы можете объяснить те события… Или вы развеете ложные мифы и легенды, или подтвердите… Это очень важно…

— Вы напишете об этом?

— Возможно…

— Вы назовете фамилии, факты, местность?

— Нет! Я изменю место действия и имена. Оставлю только факты. Вы согласны?..

Опять между нами вырастает стена молчания и недоверия. Она смотрит на меня, потом опускает взгляд, потирает ладони, борется с собой. Однако я убежден, что услышу эту историю.

— Хорошо… Расскажу, хотя никогда никому не говорила. Пусть люди моего поколения вспомнят Галину на Белостокщине. Но прошу не рассматривать это как исповедь, не хочу оправданий. А может… может… оправдание вернуло бы меня к жизни?.. — добавляет тихо, замолкает, сжимает ладони. — Оставлю вас на минутку. Сварю кофе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Кузькина мать
Кузькина мать

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова, написанная в лучших традициях бестселлеров «Ледокол» и «Аквариум» — это грандиозная историческая реконструкция событий конца 1950-х — первой половины 1960-х годов, когда в результате противостояния СССР и США человечество оказалось на грани Третьей мировой войны, на волоске от гибели в глобальной ядерной катастрофе.Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает об истинных причинах Берлинского и Карибского кризисов, о которых умалчивают официальная пропаганда, политики и историки в России и за рубежом. Эти события стали кульминацией второй половины XX столетия и предопределили историческую судьбу Советского Союза и коммунистической идеологии. «Кузькина мать: Хроника великого десятилетия» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о движущих силах и причинах ключевых событий середины XX века. Эго книга о политических интригах и борьбе за власть внутри руководства СССР, о противостоянии двух сверхдержав и их спецслужб, о тайных разведывательных операциях и о людях, толкавших человечество к гибели и спасавших его.Книга содержит более 150 фотографий, в том числе уникальные архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Виктор Суворов

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное