Смысл жизни

Как научить человека самостоятельно искать и находить смысл собственной жизни? Наша школа мало приспособлена к решению этой задачи. Будущий учитель за время обучения в пединституте овладевает конгломератом знаний, перед ним проходит калейдоскоп лиц, имен, мыслей и фактов. Не хватает, может быть, самого главного: куда учитель должен вести своих питомцев? И для чего весь этот „маршрут“, который мы называем жизнью? Нижеследующие заметки навеяны этими горькими размышлениями.

В реальной жизни советского общества проблема смысла жизни решалась просто и однозначно. Она сводилась к идеологическому постулату: „способствовать построению светлого будущего – коммунизма“. Сложнейшие социально-психологические аспекты этой проблемы оставались за порогом сознания человека. Хотя и в зарубежной, и в отечественной литературе данная проблема занимает значительное место, вы не прочтете о смысле жизни в учебниках педагогики и психологии; нет такого понятия в психологическом и философском словарях, в философской энциклопедии. Прежде всего, возникают трудности в определении этого понятия. В Большой советской энциклопедии читаем: „смысл“ – идеальное содержание, идея, конечная цель (ценность) чего-нибудь (смысл жизни…)» Будем считать, что смысл жизни – идея, содержащая в себе цель жизни человека, «присвоенная» им и ставшая для него ценностью чрезвычайно высокого порядка.

Потеря смысла жизни может привести к решению человека покончить со своим существованием на земле. В. Франкл приводит на первый взгляд поразительные статистические данные, полученные при изучении группы студентов, у которых были попытки суицида: 85 % из них не видели в своей жизни смысла; при этом подавляющее большинство (93 %) оказались физически и психически здоровыми, жили в хороших материальных условиях, в полном согласии со своей семьей, активно участвовали в общественной жизни и имели все основания быть довольными своими академическими успехами. Понимание смысла своей жизни, пишет К. Обуховский, – это необходимое условие нормального функционирования: «Как свойством птицы является потребность летать… так свойством взрослого человека является потребность найти смысл жизни…» И. С. Кон отмечает практическую значимость для человека потребности «мыслить свою жизнь не как серию случайных, разрозненных событий, а как целостный процесс, имеющий определенное направление, преемственность и содержание». Б. С. Братусь пишет о поиске смысла жизни как насущной потребности, которая зиждется на фундаментальном противоречии между ограниченностью, смертностью индивидуального бытия и всеобщей родовой сути человека.

Впрочем, не все так однозначно в отношении этой потребности. Известно, что есть немало людей, которые полностью поглощены «процессом жизни», они целиком, по выражению С. Л. Рубинштейна, «внутри жизни», не задумываются о ее смысле и не переживают отсутствие этого смысла как невосполнимую потерю. Кроме того, смысл жизни может недостаточно осознаваться. В. Г. Асеев, ссылаясь на данные Б. Ф. Зейгарник и Б. С. Братуся, отмечает, что смысл жизни может недостаточно осознаваться, находиться в потенциальном состоянии ввиду отсутствия актуально заданной необходимости. К этому, по-видимому, следует добавить и влияние эмоциональных факторов, в частности опасения, что такая работа может обнаружить пустоту жизни, привести к разочарованию вследствие осознания несбывшихся надежд, нереализованных планов. Однако как мы увидим, и наличие смысла жизни далеко не всегда благо. Сказанное отнюдь не снижает актуальности исследования данной проблемы.

Не затрагивая сейчас ее философско-этического аспекта, остановимся на характеристике смысла жизни как особой «психологической реальности». Уже приходилось упоминать о существовавшей в отечественной психологии некоторой односторонности в понимании психического, в частности сознания, об излишне категорическом противопоставлении сознания и бытия (на что в свое время указывал С. Л. Рубинштейн, абсолютизации свойства отражения в характеристике психического). Это сказалось и на понимании соотношения деятельности и сознания. Последнему отказывали в существовании вне, помимо, а тем более над деятельностью (В. Зинченко), обычно подчеркивался вторичный характер сознания – оно было лишь отражением, а не соучастником бытия. «Сознание не отпускалось с короткого поводка деятельности».