Смысловая вертикаль жизни. Книга интервью о российской политике и культуре 1990–2000-х

Э. П.: К этому я хотел и подойти. Есть тем не менее возможность использования идеи «особого пути» и некоторых мифологических ее элементов, например мифологемы «великая страна», в качестве фактора активизации общества. В конечном счете ни одна политическая партия в сегодняшней России, включая и любую либеральную, не откажется от признания того, что мы великая страна. Именно это величие и является стимулом к конкуренции, модернизации. Вот Григорий Явлинский не раз повторял, что если Россия не хочет оставаться периферийной страной, второстепенной экономикой, она должна включаться в модернизацию. Признаюсь, и я не вижу никакого другого побудительного мотива к модернизации у элиты и вовлечения в модернизацию масс, кроме использования этой самой мифологемы: «Быть достойным, быть великим, конкурировать на мировом уровне».

Б. Д.: Такая мотивация может быть реализована только в системе новых институтов.

Э. П.: Да, реализующаяся в системе новых институтов и наполненная новым содержанием. Тогда окажется, что в России нужно не армию развивать, а высокие технологии. А для высоких технологий необходимы и индивидуальная активность, и новые формы образования, и вся цепь следствий, которая с этим связана.

Б. Д.: Реформы немецкого университета следовали за поражениями сначала Пруссии, а потом Германии в великих войнах — в Наполеоновских войнах и Второй мировой войне. Не армию стали наращивать, а начали реформировать систему образования. Вот способ выхода из, казалось бы, заклятой ситуации. В том числе выход из Sonderweg для Германии. Поэтому если через становление современных институтов, начиная от образовательных и кончая политическими, то да, идея определенного преимущества, будущего превосходства, которое невозможно без активизации, с одной стороны, и нового сплочения — с другой, то, конечно, бога ради, только где взять именно такую идею величия, а главное — институциональный контекст соответствующий?

Л. Г.: Я скептически отношусь к этому. Думаю, что в наших условиях попытка эксплуатировать идею величия иллюзорна.

Э. П.: Даже если будут другие институты?

Л. Г.: Это очень сильное допущение, потому что оно ставит телегу вперед лошади. Сначала какие-то институты, а потом телега — великая держава. У нас же все наоборот — непременно реализуется лозунг «великая держава», а новые институты станут еще хуже. Поэтому я не думаю, что с этим можно играть. Население, конечно, готово декларировать и манифестировать, ходить с флажками и символами великой державы, но умирать за это не будет без большой палки и заградотрядов. Изменения возможны только при подключении к повседневным, текущим интересам населения. То, чего население хочет по-настоящему и за что оно идет, — это «дайте денег и хлеба».

Э. П.: То есть в нынешних условиях кто бы ни говорил об идее великого пути, даже наполняя его новым содержанием, скорее всего, проиграет, потому что слово возьмут, а социально-экономическое содержание оставят.

В окончание нашей беседы давайте подытожим наши претензии к идее «особый путь» России и попробуем сформулировать, почему эта идея не может стать ресурсом модернизации. Я так ставлю вопрос, поскольку мы сообща пришли к выводу, что, как ни крути, приспособить ее для общественного блага нельзя.

Л. Г.: Несколько ее антимодернизационных особенностей вполне можно сформулировать. Прежде всего это ее консерватизм, а интересы консервации направлены именно на сохранение нынешнего общественного устройства, то есть положения бесконтрольной власти, которая берет на себя задачи воплощения национального величия, заботы о населении, модернизации и прочее. Она может выставить любые флажки: построение нового общества, нового человека, достижение всеобщего счастья равенства и братства или создание великой державы — все что хочешь. Но важно, что введение этого модельного оператора «особый путь» блокирует возможности трансформации самой системы власти. Ее разделения, ее контроля обществом, установления рамок ее ответственности.

Б. Д.: Я бы добавил, что сама эта идея типологически устаревшая. Она не может работать в нынешних условиях, с одной стороны, глубочайшей социокультурной дифференцированности обществ, а с другой — глобальных процессов, которые, хочешь или не хочешь, заставляют всех действовать в общем поле. От холодильника до политического строя — все включено в общий рынок, в общие политические сообщества. И тут на механизмах фундаменталистского, неоконсервативного, неотрадиционалистского типа мало чего сделаешь, разве что в рамках избирательной кампании, и то только на время. Как политический механизм, а тем более как культурный механизм эта штука не будет работать.