Его ухмылка расширяется, и он издевательски произносит:
— Я.
Охваченная ужасом, я нахожусь в плену его пристального взгляда. Его высокомерие. Я почти задыхаюсь от его угрожающего присутствия.
Человек, которого я всегда считала злым. Сводный брат моего отца, мой дядя — Роман Чидози Медведев.
— Ты сбежала, — произносит каждое слово с яростью он, а его взгляд становится гранитным. — Ты не должна была.
Мой рот приоткрывается, и я едва в состоянии произносить связные слова.
— Это ты сделал? Ты подстроил это в тот день?
Расплавленная ярость заливает меня, мой голос становится все громче с каждым словом.
—
Он усмехается, издавая насмешливый звук.
— Не делай вид, что ты оплакиваешь своего отца. Он практически возненавидел тебя с первого взгляда.
Я напрягаю позвоночник, чтобы не поддаться его колючей проволоке, а в голове крутятся мысли.
— Почему?
Он смеется, как будто я имбецил, спрашивающая сумму один плюс один.
— Было необходимо сводить концы с концами, потому что я был на грани того, чтобы доказать, что я лидер, с которым шутки плохи.
— Твой отец всегда старался поступать правильно. Но он все время мешал. Совал свой нос в мои дела, — морщит лицо от отвращения Роман. — Он никогда не понимал моих амбиций.
Он делает паузу, резко прищуривая глаза, как будто я виновата в том, что он считает недостатками моего отца.
— Поэтому я играл с мелкими местными бандами, как со скрипкой, доказывая силу «Орекской Братвы». Доказывал, что могу вести за собой и быть достаточно сильным, чтобы, в конце концов, объединиться с «Болшевской Братвой» и поставить всех остальных на колени.
Эмоции в смятении, жаль, что у меня нет времени переварить это откровение. Потому что, как бы сильно я ни ненавидела этого человека, стоявшего передо мной, он также сыграл свою роль в моей жизни — в том, чтобы улучшить ее.
Без его гнусных действий я бы никогда не испытала на себе заботу и любовь папы.
Возможно, у меня не было бы ни понимания, ни уверенности в себе, чтобы вырасти в ту женщину, которой я стала.
У меня не было бы отца, который обожал и любил меня. Он защищал меня и в то же время предоставлял мне столько возможностей, которых иначе я бы не получила.
Но он украл мою мать. Украл часть моей невинности. Ни один ребенок не должен быть свидетелем убийства своих родителей.
Ни один ребенок не должен быть охвачен ужасом в разгар перестрелки.
Роман внезапно поднимает взгляд, фокусируясь на чем-то или на ком-то позади меня. Возможно, вернулся его придурок-лакей.
Когда я бросаю взгляд на Сергея, в его чертах сначала появляется удовлетворение, а затем что-то похожее на растерянность и, возможно, даже разочарование.
Сергей заговаривает первым, нарушая странно напряженную тишину.
— Ах, смотрите, что притащил кот.
— Ты выглядишь удивленным.
Мне следовало лучше знать, чем думать, что он позволит мне сделать это одной. Хотя я знаю Лиама не так давно, человек, который готов в один момент пуститься в бега — и все ради женщины, не помнящей, кто она такая, — не потерпит, чтобы его бросили. Даже если бы мои намерения были чисты.
Сергей прищуривает взгляд.
— Скажем так, я не ожидал, что ты так… здоров для человека, который отказался от лечения.
Я пытаюсь понять смысл их разговора.
Лиам встает рядом со мной, и тот же самый укол осознания бомбардирует меня. Кончики моих пальцев подергиваются от желания дотянуться до него, но мое замешательство подавляет это, крепко удерживая.
— Это потому, что у меня больше нет рака, — говорит об этом спокойно Лиам, так буднично, что шок проникает до мозга костей, и весь кислород задерживается в моей груди.
На лице Сергея появляется удивление. Его глаза-бусинки практически впиваются в плоть Лиама.
— Как это возможно? Ведь тебе оставалось жить всего несколько лет.
Пожатие плечами Лиама, возможно, и не является физическим, но оно присутствует в его голосе
— Я еще не был готов к смерти. Решил попробовать и попытаться исцелиться.
На этот раз он приподнимает плечо, слегка пожимая им.
— Кто бы мог подумать, что жизнь в джунглях, где свежий воздух, много солнечного света и правильное питание могут меня вылечить. — Он не задает это как вопрос, но в его голосе слышится нечто большее, чем намек на вызов.
Проходит несколько секунд ошеломленного молчания, затем Лиам предлагает обманчиво непринужденным голосом:
— Ты, кажется, разочарован.
Лиам позволяет паузе затянуться.
— Ты же не планировал заставить меня подняться на борт, чтобы доказать что-то другим братвам, а затем убить меня, поскольку я все равно умирал, не так ли?
Отвращение окрашивает выражение лица Сергея, и на моих глазах оно становится еще глубже.