Смыжи

Глава 1. Андрей Новая дверь, кома, гадюки

«Рыбалка» – слово минувшего века, как, например, «изволить», «Ваше Величество» или «отнюдь».

– Ваше Величество изволит лететь на рыбалку?

– Отнюдь.

Теперь так не разговаривают. «Рыбалка» вспомнилась Андрею, когда птерик заложил крутой вираж и пошел на новый заход. Руки вцепились в холку, одеревеневшие ноги сдавили седло. Голову закрывал шлем, тело облегал экзоскелет с реактивным ранцем, но дух захватывало от нерационального пещерно-дремучего ужаса. Наверное, древние рыбаки так же добывали корм своим семьям и лошадям – ежедневно подвергая себя опасности ради близких.

Пике, всплеск, полный восторга протяжный вопль при отходе на бреющем… На Андрея покосился круглый глаз на вытянутой голове с гребнем, в зубах-иглах трепыхалась добытая рыбина. «Золотой карп», – услужливо появилось перед глазами название. Как и птерозавр, карп тоже была модифицированным, его не нужно ловить таким варварским способом, достаточно позвать. Но после взрыва ощущений никто не уверит Андрея, что рыбалка – скучное занятие. Адреналин зашкаливал, как в стрелялках нижнего уровня и стратегиях высшего.

Сравнение расставило все по местам, рыбалка – тоже развлечение, убийство времени. В виртуальных играх хотя бы прививаются нужные навыки и ненавязчиво подается информация о мире, а рыбалку Андрей устроил, чтобы оттянуть миг встречи. Возвращаться в Зайчатник было тяжело. Увидеть глаза Вадика и безжизненное тело Яны…

Пять лет назад Андрея и Вадика распределили в Центр Перспективных Разработок профессора Зайцева – в Зайчатник, как называли ЦПР вместе с прилегавшим поселком. Поначалу звучало смешно, но знакомство с работой заставило гордиться причастностью и названием. Именно здесь из отказавшихся летать в нашем воздухе клонированных птеродактилей создали птериков, здесь же сконструировали живое жилье, что завоевывало мир с неменьшим успехом. Семена новых домов с нетерпением ждали по всему свету.

Через год из местного Уральского Астробиологического в Зайчатник прибыли две девушки – Яна Чайковская и Эля Прокофьева. Первой недавно исполнилось семнадцать, золотые волосы она заплетала в косу, а когда лицо расцветало в улыбке, от обаятельных ямочек на щеках нельзя было оторвать взгляд. Все улыбались в ответ, хмурые лбы разглаживались, и настроение, какие бы проблемы ни мучили окружающих в этот момент, резко поднималось. Девушка-праздник. В Яну влюбились все, от начальства, оценившего ее знания, смекалку и работоспособность, до единственных здесь представителей молодежи, ровесников века, восемнадцатилетних Андрея и Вадика.

Факт, что девушка понравилась обоим, они поняли сразу. Отношения заискрили, казавшаяся крепкой дружба повисла на волоске и грозила обернуться противоположностью. Жизненный принцип «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы с тобой поступали они» впервые дал сбой: он требовал отойти в сторону ради счастья друга, но нечто глубинное в подсознании этому противилось.

– Что будем делать? – однажды спросил Андрей – сипло, мрачно, со сжатыми кулаками.

Вадик тоже уступать не собирался.

– Ничего, – сказал он.

И на свет появился молчаливый пакт: не мешать друг другу доказывать причине раздора, кто из них лучше. Андрей больше надеялся на доведенное до совершенства телосложение и на высокий вкус, привитый родителями-художниками, а более хлипкий Вадик брал свое юмором и нечеловеческим упорством – начатое дело он продолжал, даже когда у всех опускались руки от казавшейся безнадежности.

Яна с удовольствием дружила с обоими и никого не выделяла.

Вторая девушка – кудрявая темненькая Эля – закончила институт в пятнадцать, она только расцветала и сразу ушла в тень яркой подруги. Предпочтение Эли не осталось незамеченным: она старалась оказаться рядом с Андреем даже когда не требовалось. Любая работа вчетвером превращалась в испытание нервов: Эля прибивалась к Андрею, он хотел быть с Яной, Вадик иногда благородно отвлекал Кудряшку на себя, чтобы Златовласка и Андрей хоть немного поработали в паре, а такое проявление дружбы злило Яну – на первое место она ставила результат, которому чувственные заморочки бесконечно мешали.

Профессор Зайцев с присущей ему любовью играть словами Чайковскую с Прокофьевой звал просто композиторами, а Андрея с Вадиком – по их фамилиям Сигал и Чайкин – соответственно, чайками: «Сигал» на одном из мировых языков тоже обозначало чайку. Прозвища ушли в народ, и позвать куда-то не парней или девушек, а чаек и композиторов стало в Зайчатнике обычным делом. Когда Эля отсутствовала, чайками становились все: Чайковская – тоже чайка, причем, среди остальных, главная.