Смыжи

Ладонь Милицы в руке Андрея была холоднее, чем его. Чувствуется, думы напарницы следуют в том же пессимистическом направлении.

— Ты как? — прошептал он.

— Нормально. Кто бы рассказал мне еще вчера, что путь на работу окажется таким нервным.

Нервным. Хорошее слово. Могло быть хуже.

Они остановились у входа в возвышавшуюся над рельефом местности стеклянно-пластиковую громадину первого корпуса. По сравнению с немешариками любое высокое строение казалось титаническим, построенным великанами. Пять этажей — это на четыре больше, чем нужно нормальным людям. Дань традициям, веха прошлого. Раньше под ногами у человека была грязь, и душой, телом и взглядом он стремился ввысь. Когда прививаемый с двадцатого века принцип «Чисто не там, где убирают, а там, где не сорят», наконец, заработал, отстранение от неприятных реалий исчезло как явление, природа вновь стала другом, и искусственность в архитектуре сменилась естественностью. Ажурное здание лабораторий строилось в переходный период, оно сочетало казавшееся несочетаемым: с одной стороны — высоту и старые материалы, с другой — тенденцию к озеленению всего и вся. Снаружи стены доверху оплетали растения, из межэтажных проемов тянулись к свету ветви деревьев. В целом здание походило на изящную стеклянную вазу, которую, разбив, склеили пластиком, а затем на много лет забыли в кустах.

Андрей спросил оператора:

— Вы следите за нами?

— Во всех диапазонах. Ни снаружи, ни внутри ничего подозрительного не обнаружено, можете входить.

— Когда что-то двигалось в окне, ваши камеры и датчики тоже ничего не заметили, — сказал Андрей.

Оператор промолчал.

— Хорошо, что они рядом, — тихо произнесла Милица. — Без поддержки чрезвычайщиков у меня не хватило бы духу отправиться среди ночи по змеям в здание, где ждет неизвестность. Там может случиться все, что угодно. — Она вдруг прижалась к Андрею сзади, ее руки схватили его за плечи, пальцы впились до боли. — Мы даже вообразить не можем, что может случиться. Может быть, сейчас — последняя минута нашей жизни. Не представляю, как ты можешь быть таким спокойным. Ты как робот. У тебя камень вместо сердца. Разве не понимаешь, что за этой дверью, — Милица мотнула подбородком на высившееся перед ними темное здание, — могут открыться ворота в иной мир, откуда нет возврата?! Как все исчезли, так и мы исчезнем…

Много слов — признак панического страха.

Мужчина, как бы ни боялся сам, должен быть сильным. Или хотя бы казаться. Андрей развернулся и попытался обнять Милицу, чтобы успокоить.

Его руки поймали пустоту — девушка отпрянула так же неожиданно, как и прижалась:

— Прости, я говорю что-то не то. А ведь нас слышат и видят. Ой, как стыдно. Подожди секундочку.

Она запрокинула голову, прикрыла глаза и мощно продышалась.

— Теперь можно идти.

— Уверена?

Честно говоря, Андрей еще не был уверен в себе. Когда поход планировался в уютном немешарике, все выглядело иначе.

Милица вновь схватила его за руку:

— Пошли, или через секунду я с воплями побегу обратно.

Андрей толкнул входную дверь. Она открылась во тьму.

Глава 9 Гаврила Иванович Время решать, версии, последняя надежда

Требуется принять решение. От этого решения зависит, какой быть Земле — зеленой и цветущей или вновь железо-пластмассо-бетонной.

Невыносимая ответственность. Непосильная.

Еще вчера мир жил надеждами, мечты стремились в будущее, люди строили планы. Сейчас они строили убежища. И все, от мала до велика, обсуждали случившееся на каждой удобной площадке. Поток переполнен бесплодной болтовней. Связавшись, списавшись или встретившись, первый вопрос, который задавали друг другу — «что нового»? К сожалению, ни один из трех волнующих компонента — «кто», «как» и «зачем»— ответов не имели. В результате строились версии, от полуреальных до совсем безумных, и со всех сторон на чрезвычайный блок сыпались требования действий. Срочных. Действенных. Точных и успешных.

Под действиями подразумевалось что угодно, кроме единственно необходимого — уничтожения немешариков. Все считали, что крайние меры — перебор, и что следует обойтись без них. Виновник — не живые дома, они инструменты в чужих руках (лапах? щупальцах? манипуляторах?). Бороться нужно с заказчиком акции, а если его вина окажется случайной и он не ведал, что творил (допустим, его нечеловеческая мораль считает это нормальным) — вести диалог я выходом на взаимоприемлемые условия.

— Представим: человек упал в яму, — кипятилась представитель экономистов, до выяснения ситуации с Раисой Прохоровной занявшая ее место. — Можно винить человека — думал о постороннем, не смотрел под ноги. Он действительно совершил ошибку, не предусмотрел последствий следующего шага. Но главный виновник — тот, кто вырыл яму и не известил об опасности. Скажите, виновна ли яма в том, что в нее упал человек?