Снабженец

Тарабрин уже ждал меня в тени открытой веранды за столом, украшенным полуведерным самоваром, начищенным до золотого блеска, и увенчанным фарфоровым заварочником. Медали на самоваре говорили о его благородном происхождении из дореволюционной Тулы.

- С добрым сном тебя, Митрий, - приветствовал меня хозяин. – Вижу сам, что хорошо почивал. Садись. Пополдничаем. Девчата плюшек напекли. Медком побалуемся со своей пасеки.

В сей раз на стол был выставлен китайский фарфоровый сервиз расписанный драконами. Да не деколь голимый, а ручная роспись. И ложечки из серебра. Чайная жестянка родом оказалась из Англии. Зеленый чай с цветами жасмина от фирмы ««Твайнингс»». Правда, жестянка незнакомой мне формы и размера, о чём не преминул я заметить.

- Это потому что она из девятнадцатого века, – просветил меня Тарабрин. - Из викторианской эпохи, когда еще не научились подделывать продукт под массовый спрос. И сервиз оттуда же. В одной лавке куплено. Я туда редко хожу. Запас гиней [Г И Н Е Я - английская золотая монета стоимостью в 21 шиллинг (в фунте стерлингов – соверене, было 20 шиллингов). Первоначально чеканилась из золота, доставленного на остров из африканской Гвинеи, откуда и название] у меня небольшой остался. А торговли для пополнения местной валюты у нас с Англией нет.

Тут и пирожки с расстегаями ««девочки»» принесли. Пожелали приятного аппетита и исчезли с глаз.

Пирожки с паслёном, расстегаи с рыбой. Как распробовал – с осетриной.

- Паслён откуда? – прямо вечер откровений для меня. – Вкус детства. Бабаня такие пекла. Называла: пироги с бзникой.

Тарабрин усмехнулся.

- Откуда и всегда. С бахчи. Сам по себе он заводится меж арбузов. В этом году урожай этой ягоды у нас небольшой. Слишком много вредителей набежало.

- Какие такие вредители у паслёна? – удивился я натурально.

- Волки, – ответил хозяин. - Только не у паслёна, а у арбуза. Пока до спелого арбуза этот зверь доберется, штук двадцать покусает, попортит, злодей. Зато шкур набили наши деды бахчевные знатно. Хвалились, что каждому на доху хватит. Зимы у нас все-таки не египетские, нормальные. Со снегом и морозцем. Хотя летняя шкура похуже зимней будет.

- А осетрина? – спросил я и тут же поправился. - Хотя чего гадать: река же рядом. И икру сами солите?

- Солим. Паюсную только. Секрета засолки зернистой икры не имеем. Такой секрет и при царе хранили, а в СССР даже считается государственной тайной. Да и не осетрина это вовсе, а белужина. Ее мясо грубее будет. Вчера кусок в оброк принесли из станицы Сенной. Саму рыбу, небось, всю по станице поделили, чтоб не стухла. Тут такие белуги попадаются: на двух сцепленных телегах везут, а хвост всё ещё по земле волочится, - похвастал хозяин. – Так что на полдник у нас расстегаи, а на ужин уха будет в печи томлёная. Ну и икорки нашей попробуешь.

- И никакого тебе рыбнадзора, - засмеялся я. – Не боязно вам в такую жару печь топить?

- Так не в доме же, в летней кухнёшке на базу готовят. Риска пожара нет. Ну что, почаевничали. Пошли, прогуляемся.

Сразу за домом была метеоплощадка. В глаза бросился аэродромный полосатый ««колдун»», рядом флюгер с классическим жестяным петушком на розе ветров, уже облезлым, показывающие направление и силу ветра. Будка с деревянными жалюзи на тонких ножках для термометра и барометра, будка с водомерным ведром – осадкомер, вреде бы называется. Ещё что-то мне непонятное, меж чего сушилась на верёвках мои ««камуфла»» и рубашка.

- Это зачем она тут? Прямо как в нашей школе в шестидесятые годы, – заметил я.

- А как же? Сто лет уже ведем наблюдения за погодой. Статистику набираем. Всё записываем. Цвет заката, вид и плотность осадков. Снег он по-разному падает и часто сам разный. Сила ветра, его направления… пригодится когда-нибудь. Будем погоду не только по ревматизму предсказывать. Пошли дальше, нет тут ничего интересного. Рутина.

- Вы тут совсем помещиком заделались, - констатировал я, проходя задним двором мимо склонившихся в поклоне мужиков, что складывали наколотые дрова в поленницу. Мужики были одеты в такие же короткие порты как на мне и холщовые косоворотки до середины бедра длиной. В сандалиях на босу ногу. Бородатые и стриженые ««под горшок»».

Тарабрин мой сарказм проигнорировал.

За поленницей привлекли моё внимание большие вольеры с крупными псами. Собаки молчаливо смотрели на нас сквозь сетку-рабицу, слегка колыша толстыми обрубками хвостов.

- Алабаи? – спросил я, кивнув на псарню.