Читаем Сначала я был маленьким полностью

На углу Литейного проспекта и улицы Петра Лаврова (Фурштадтской) находился гастроном № 13. Боже мой, какой в те годы это был замечательный магазин! Чего там только не было! Как входишь с угла - направо рыбный отдел. Где рыба всякая: и холодного, и горячего копчения, и вяленая, и соленая. Слева - отдел кондитерский, где был любимый зефир бело-розовый, и пастила, и потрясающе вкусные "тянучки" сливочные - коричневые, розовые, бежевые. Мы любили коричневые... И торты, и пирожные - буше, эклеры, александрийские, бисквиты, безе... Напротив кондитерского - колбасный. Там буженина, языки, балыковая колбаса и любая другая. Рядом с колбасами сыры. И швейцарский тебе, и голландский...

В другом зале - мясной отдел. Туда я ходить не любил, так как в мясе толку не понимал. Рядом с мясным - отдел молочный, где горой стояло мое любимое сгущенное молоко! И сгущенное какао, и кофе, и сливки. И всякие молочные продукты. Рядом отдел рыбных консервов, где продавалась икра красная и черная, зернистая и паюсная, коробки крабов - их никто не брал! Шпроты брали только в крайнем случае.

Были в этом гастрономе и бакалейный, и хлебобулочный отделы. Был и "соковый закуток", где милая Вера Михайловна (я звал ее тетей Верой) торговала томатным (еще одна, после сгущенного молока, моя страсть!), и абрикосовым, виноградным, айвовым, апельсиновым, яблочным, ананасовым соками. Там же можно было купить соки в бутылках и банках.

Проблемы, что купить, не было. Была проблема - на что купить. Народу в магазине было много, но очереди были недолгие.

Был в этом магазине и стол заказов. Там мама всегда делала заказ, и мы сидели и ждали, когда продукты принесут. Мама диктовала, чего и сколько нам надо, Зинаида Федоровна записывала, а потом тут же выбивала чеки и шла по отделам. Через 15 минут мы уходили домой с полными сумками.

В стол заказов приходили постоянные клиенты, в основном пожилые.

Маму тех лет помню всегда нагруженной сумками. Это несмотря на то, что у нас была домработница, которая тоже ходила за продуктами. Но теперь я понимаю, что семья наша была настолько огромной, что для прокорма ее нужны специальные экспедиторы!

Почти каждый день покупался килограмм масла (а хо лодильников тогда не было еще - так что все покупалось на один день). Хлеба покупалось, как помнится, четыре батона белого и два кирпича черного. (В Ленинграде весь белый хлеб называется булками, а черный - хлебом). Колбаса покупалась батонами, сыр - килограмм, не меньше! Думаю, что при теперешних ценах нашу семью прокормить было бы невозможно.

Работник в семье был один - папа. Сколько он тогда зарабатывал, я не знаю. Я только помню, что зарплата в театре в ценах до 1961 года у него была 3500 рублей (соответственно, после 1961 - 350).

Одевались мы более чем скромно. Да и все люди тогда не щеголяли одеждой. На хорошо одетых людей смотрели с осуждением.

Правда, в школе мне за штопанные локти доставалось от завуча:

- Ты сын трижды лауреата Сталинской премии! Тебе не стыдно так ходить?

Однажды, услышав эту реплику, за меня ответила мать моего одноклассника Саши Рогожина, Екатерина Петровна:

- У него папа не ворует, а Сталинские премии тут ни при чем.

Завуч заткнулась.

Кстати, о Сталинских премиях. Мало того, что папа получал премию в коллективе создателей фильма (а там было человек по 12, на кого эту премию делили), так еще существовала система, при которой вместо денег давали облигации государственного займа. Так что Сталинские премии на благосостоянии нашей семьи никак не отражались - в лучшую сторону, во всяком случае.

Ко мне часто приходили мои одноклассники и блаженно бродили по нашей огромной квартире. Особенно было приятно это делать вечером, когда родители были в театре, старшие, Анна и Женя,- у кого-то из своих друзей, и вся квартира была в нашем с Катюшей распоряжении. Тогда набегали Катины подружки - Альбинка Донина, Валя Балашова, Лена Решкина, мои одноклассники - Аркаша Вирин, Саша Рогожин, Коля Путиловский, Игорь Барсуков, мой дружок и Катин молочный брат Сережа Дрейден со своим одноклассником Вовой Крупицким. И вот тут начинались "игрища"! Чего мы только не выдумывали! И в театр играли (кстати, это было особенно интересно делать с мамой - она доставала какие-то старые покрывала, старые шляпки, тут же мы мастерили костюмы), и в школу мы играли, и какие-то вигвамы под столами строили, и кукол мастерили.

Часов в девять вечера за Аркашей заходил его папа, Коле звонила мама, и оставались только соседка по площадке Аля Донина и Сергей Дрейден.

Наши отношения с Сережей проходили многие-многие стадии: от нежной, трогательной любви до драк. От задушевных доверений и признаний - до коварных предательств.

У Сережи дома я очень любил бывать, быть может, даже больше, чем он у меня. Его мама - чудесная, добрая Зинаида Ивановна Донцова принимала Сережиных друзей, как своих детей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917–1920. Огненные годы Русского Севера
1917–1920. Огненные годы Русского Севера

Книга «1917–1920. Огненные годы Русского Севера» посвящена истории революции и Гражданской войны на Русском Севере, исследованной советскими и большинством современных российских историков несколько односторонне. Автор излагает хронику событий, военных действий, изучает роль английских, американских и французских войск, поведение разных слоев населения: рабочих, крестьян, буржуазии и интеллигенции в период Гражданской войны на Севере; а также весь комплекс российско-финляндских противоречий, имевших большое значение в Гражданской войне на Севере России. В книге используются многочисленные архивные источники, в том числе никогда ранее не изученные материалы архива Министерства иностранных дел Франции. Автор предлагает ответы на вопрос, почему демократические правительства Северной области не смогли осуществить третий путь в Гражданской войне.Эта работа является продолжением книги «Третий путь в Гражданской войне. Демократическая революция 1918 года на Волге» (Санкт-Петербург, 2015).В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Леонид Григорьевич Прайсман

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука