Сначала поговорить (СИ)

Финголфин не противился, и в его глазах тоже плясали искорки веселья. Но Лалвен заметила и Хадора, который снова не мог отвести от нее взгляда и даже глупо приоткрыл рот. Истолковав все по-своему, она и его повела за собой к самому большому костру.

Тем временем один парень, немногим старше Хадора, вышел из общего хоровода и, примерившись, прыгнул через костер, пролетев над пламенем и приземлившись с другой стороны. За ним прыгнули, взявшись за руки, юноша и девушка.

— Зачем они это делают? — спросил Финголфин.

— Есть у нас такое поверье, — начал Хадор.

Чтобы говорить складно, требовалось немало сил. Хмель не до конца еще развеялся, а от прикосновения Лалвен адан чувствовал себя снова пьяным, но иначе. Однако он ни за что не выдал бы своих чувств.

— Если прыгнуть через костер, то в огне сгорит все дурное, что есть в человеке, и всякий груз спадет с его души. А если прыгают влюбленные, то сгорят все обиды и ссоры между ними.

— Красивое поверье, — Лалвен отпустила Хадора и хлопнула в ладоши. — Можно и мне прыгнуть?

— Конечно, — отозвался Хадор и едва не добавил: «Со мной».

И она легко перепрыгнула через огонь, вспорхнув над ним белой птицей. А потом она танцевала и нечасто оказывалась рядом с Хадором, но так только проще было наблюдать за ней. Она кружилась, и ленты в ее волосах взлетали и падали. Эльфийка казалась совсем юной и беззаботной — но сколько ей было лет? Несколько веков? Несколько тысяч? А сейчас она не выглядела старше девушек из эдайн. Но вот задрался широкий рукав платья, обнажив руку по локоть, и Хадор заметил темные шрамы на молочно-белой коже — такие остаются от дрянного оружия Морготовых тварей.

Вот они какие, эльдар. Многое способны пережить, но боль и горести не гнут их к земле, не серебрят волосы сединой, не забирают радость из их душ. Но не завидовал им Хадор, а, наоборот, тянулся к ним. Станешь с ними рядом — и будто сам сделаешься и сильнее, и чище, и лучше.

Небо темнело, загорались на нем первые звезды, но эльфы и люди плясали и веселились до самого рассвета. А назавтра, уже днем, настало время для воинских состязаний, где всякий мог показать удаль и силу. И Лалвен явилась в штанах и простой белой рубахе, только расшитой по вороту серебряной тесьмой, с забранными назад и заплетенными в тугую косу волосами. И смеялись поначалу мужи из народа Хадора, но потом смеяться перестали и подивились. Никто из них не обращался так умело с мечом и щитом, никто не метал копье так далеко и точно. Все противники уступали Лалвен, а кто же видал, чтобы дева сражалась так хорошо? Лишь брат и племянник превосходили и ее. Впрочем, от тех двоих Хадор и не ждал другого, ведь их слава гремела по всему Белерианду.

И чем дольше смотрел на нее Хадор, тем больше думал о том, что если не повстречала леди Лалвен еще достойного мужчину — то не ему ли уготована судьба стать тем достойным?

***

На празднике, конечно же, не сказал Хадор ни слова о том, что задумал, а решил осенью явиться в Барад Эйтель с богатыми дарами и посвататься к леди Лалвен.

Так он и поступил. Собрал все золото, все драгоценности, оружие и дорогие ткани, что дал ему отец. Собрал лошадей и скот, а также добытые уже здесь меха и шкуры. Большой вышел караван, ведь Хадор готов был отдать все, что имел, до последнего украшения и последней монеты, и остаться так беднее самого неудачливого землепашца из своего народа. И со всеми дарами отправился Хадор на север, к нолдорской крепости. Уставали лошади тянуть тяжелые телеги, груженные богатствами вождя эдайн. Но не пожалел бы Хадор ничего, он был щедр и мог легко расстаться со всем, что имел, лишь бы показать, что намерения его серьезны. Опасался он лишь того, что слишком мал окажется выкуп.

Дорога до Барад Эйтель тянулась по безлесой равнине между холмов и незадолго до крепости становилась прямой как стрела. И эту ее часть от поворота до ворот заполнил караван Хадора. Сам же он ехал первым, на лучшем коне, в лучших своих доспехах и опоясанный мечом с позолоченной рукоятью. Держался он гордо, но изо всех сил скрывал внутренний трепет.

Разумеется, эльдар встретили его с немалым удивлением и тут же проводили к Финголфину.

— Я счастлив снова видеть тебя, Хадор, — король был, как и обычно, приветлив, но в его тоне сквозило недоумение. — Но скажи, зачем привез ты столько скарба? Если хочешь отблагодарить меня за отданную тебе землю, то это неразумно. Я ни в чем не нуждаюсь, а тебе стоит подумать о своем народе, потому бесчестно было бы с моей стороны принять эти дары. Или ты решил переселиться севернее? Но где тогда твои люди?

— Ни то, ни другое, — ответил Хадор. Он помолчал немного, собираясь с духом, а потом почтительно, но с достоинством поклонился и продолжил твердо и решительно: — Я пришел просить руки твоей сестры, и это за нее выкуп.

— Выкуп? — переспросил Финголфин, будто пробуя на вкус это слово. — Что значит «выкуп»?

Хадор немного опешил, не представляя, как столь мудрое существо может не знать столь очевидных вещей.

— То, что платят, чтобы получить дозволение жениться.