Сначала повзрослей (СИ)

Непонятно так. Ты видишь тело человека, а в ответ с твоим собственным телом что-то происходит. Горло пересыхает, в коленках слабость появляется, а внизу живота странная тяжесть.

И как же быть дальше? Как мне утром ему в глаза посмотреть?

Я выключаю свет и залезаю под одеяло. Сворачиваюсь клубочком, пытаясь унять странную дрожь. И про смартфон на кухне забываю. Точнее, ни за что теперь за ним не пойду сейчас. Просплю колледж, так просплю.

Вот только если бы ещё и уснуть было так просто. С таким-то сердцебиением.

Никак не могу улечься, кручусь то на правый бок, то на левый. Будто не в постели я, а на камнях твёрдых или на досках. Все чувства, все ощущения обострены. И слух тоже — ненамеренно ловит любые звуки из тишины квартиры. И мягкие шаги за дверью, и негромкий скрип дивана и размеренное дыхание спустя какое-то время.

И только тогда и у меня самой получается хоть немного расслабиться, а потом уснуть. Точнее забыться в странной дремоте, наполненной образами, запахами и даже ощущениями. Будто и не сплю я вовсе, но и проснуться до конца не могу.

А вот просыпаюсь я от стойкого ощущения, что на меня кто-то пристально смотрит.

— Ты ещё кто такая? — слышу резкое, едва открываю глаза.

14

Проморгавшись, я сажусь на кровати. От резкой смены положения голова начинает кружится немного.

— Ты что тут забыла?

Напротив, развернув стул спинкой ко мне и усевшись на него, как следователь на допросе в кино, на меня остро смотрит девочка-подросток. На вид ей лет четырнадцать, но если смыть яркие чёрные стрелки с век, то может оказаться и меньше.

— Я Женя, — отвечаю ей, всё ещё пытаясь прийти в себя, но мозг сопротивляется, недовольный таким неласковым пробуждением.

— Что ты забыла в кровати моего отца?

Оу. Оказывается, у Германа Васильевича есть дочь не намного младше меня.

— Сплю.

— Ты дура?

Становится обидно. Что это ещё за допрос такой?

— А ты грубиянка, я смотрю.

Встаю и иду к шкафу с зеркалом. Приглаживаю волосы, заплетаю их в косу. Расчёску нужно искать, но сперва объясниться с этой девушкой. А то не мудрено и без волос остаться, учитывая, каким взглядом она на меня смотрит. Того гляди и вцепится.

— Так я слушаю, — встаёт со стула и складывает руки на груди. — Ты шлюха? Он тебя снял? Спишь с ним?

— Слушай, — разворачиваюсь и тоже складываю руки на груди. Что-то эта выскочка меня уже буквально за пару минут достала, — ты чего сразу оскорблениями кидаешься? Если спрашиваешь, может, всё-таки ответ выслушаешь?

Девчонка пару секунд хлопает глазами, а потом снова садится на стул, закинув ногу на ногу.

— Ну давай. Удиви меня.

— Меня зовут Женя…

— Это я уже слышала, — перебивает.

— … твой отец пару дней назад подобрал меня на дороге… — понимаю, как это звучит, когда девушка выгибает бровь. — Я убегала по лесу от парня и его друзей, которые… хотели меня обидеть. А твой отец меня спас.

— Папа как обычно, — подкатывает глаза.

Я сомневаюсь, стоит ли ей знать все эти подробности, но как ещё ей объяснить моё пребывание тут?

— А потом так сложились обстоятельства, что жить мне в общежитии было небезопасно, и твой папа предложил пока остановиться в его квартире. Я думаю, это совсем ненадолго.

— То есть ты не спишь с ним?

— Нет! — качаю отрицательно головой. — Конечно, нет.

Я вообще ни с кем не сплю, так-то. Кот под боком, когда домой приезжаю, не считается.

Девчонка ещё несколько секунд смотрит с недоверием, а потом вдруг заметно расслабляется. Будто шарик сдувается, и её лицо становится куда более приветливым.

— Я Ксюша, — представляется уже более миролюбивым тоном. — Просто родители развелись, и меня бесит это.

— Понимаю, — киваю.

Какое-то странное чувство внутри появляется. Снова эта щекотка непонятная, когда я думаю о том, что у Германа Васильевича есть женщина. Это ведь нормально, он взрослый мужчина, у него семья. Пусть и в разводе. Но контролировать и даже понять это возникающее ощущение мне сложно. Оно меня удивляет и даже пугает. Тревожит.

— У мамки хахаль — этот придурочный дядя Серёжа, — кривится Ксюша. — У бати эта дура пучеглазая. Бесят. Думала, ещё и ты.

Ещё и я…

Не знаю, о ком девушка сейчас говорила, называя пучеглазой, но у меня внутри уже зарождается неприязнь. Это необъяснимо, но факт.

— Там на кухне борщ. Это ты варила?

— Я.

— Можно я поем? Мама еду заказывает, она невкусная. Я как-то у подружки борщ ела, её мама сама готовит. Мне понравилось.

— Конечно, — смеюсь. — Я тоже проголодалась.

— Тогда пошли.

Мы выходим из спальни. Германа Васильевича, суда по всему, в квартире нет. В колледж я, конечно же, проспала. Первую пару придётся прогулять. Я так ни разу не делала, и мне очень стыдно. Врать не хочется, и я пишу куратору правду, что проспала, и что отработаю занятие в обязательном порядке. Хорошо хоть это не пара Витька.

Ухожу в ванную умываться, а Ксюша идёт на кухню, слышу, как гремит посудой. Уже через десять минут мы с ней активно поглощаем борщ. Действительно вкусный получился. Так-то уже больше половины кастрюли нет, хотя целых четыре литра сварила вчера вечером. Герману Васильевичу, кажется, действительно понравилась моя стряпня.