Сначала повзрослей (СИ)

До нашего секса или после?

До того, как я уснула в его объятиях или после?

До того, как мы, словно подростки, бросались друг в друга виноградинами и кормили, смеясь, или после?

— Ой, простите, даже не знаю, зачем всё это вам рассказываю, — она смеётся, а мне её смех будто набат по вискам, — просто хорошее настроение и хочется поделиться.

Это всё не может быть правдой. Просто не может. Я что-то точно не так понимаю или путаю. Герман не такой, я верю ему, верю, что он собирается объясниться с Екатериной и раз и навсегда расставить точки на и.

Да мне даже жаль её! Да!

Я верю своему любимому мужчине. И не стану в нём сомневаться.

Усилием воли я запрещаю себе подогревать в своей голове этот смерч из тревожных мыслей и страхов, раскручивать его разрушительный ход. Складываю нитки в коробку, заготовленные шпульки в другую и начинаю распарывать неудачный шов на шторе. Пальцы немного влажные и скользят, поэтому приходится часто их вытирать.

Екатерина уходит, и я выдыхаю. В какой-то момент мне даже кажется, что весь этот кошмар просто послышался и привиделся.

— Фух, как я от этой Катерины устала, — вздыхает тяжело Аня, когда мы садимся пить чай. — Надеюсь, она после этого платья не скоро следующий заказ придёт делать. Пусть уже выходит скорее замуж и уедет куда-нибудь из Ростова. Подальше, желательно.

— Или просто уедет, можно и без замужества, а то жалко мужчину что-то заочно уже, — в мастерскую входит Злата, и Аня захлопывает рот и смотрит на неё виновато. Нам не рекомендовано обсуждать клиентов, тем более в негативном ключе. Даже между собою. — Она уже и меня достала. Утомительная женщина.

Злата запросто берёт стул и присаживается к нам с Аней.

— Кофе? — предлагает Аня.

— Нет, спасибо, девочки. Я Полину отпустила пораньше. Сама тоже хочу уехать. У вас если срочной работы нет, езжайте по домам. Сегодня так льёт на улице, и уже прихватывает морозом. Скоро стекло на дороге будет.

Злата сидит с нами ещё минут десять. Расспрашивает Аню про недавно родившегося племянника, меня про учёбу, хвалит за старательность, говорит, вчера клиентка, с которой я снимала мерки, хорошо отозвалась обо мне. Приятно.

Мы с Аней убираем столы и тоже уезжаем. Я вызываю такси, как и обещала Герману. Домой сегодня возвращаюсь пораньше, замешиваю тесто и ставлю в духовку пирог с фаршем. По учёбе на завтра нужно только альбом с образцами доделать, а я его ещё на выходных закончила оформлять.

Дождь за окном усиливается. Мелкие льдинки вместе с каплями стучат по стеклу, а улица за окном выглядит размытой и оплывшей. Когда я завершаю все дела, то сажусь и просто смотрю в окно. Сердце сжимается от смутной тревоги, удушливыми волнами накатывает какая-то тягучая печаль.

Наверное, это всё погода так влияет. Скоро вернётся Герман, и вся эта тяжесть развеется.

Но Герман не приходит. Он звонит и предупреждает, что сегодня у него “сложная” машина, и его попросили лично разобраться, потому что она принадлежит его бывшему товарищу по службе. Говорит, что поздно будет, и чтобы я ложилась без него, не ждала, а то мне же в колледж вставать рано.

Знаю, что неправа… что нельзя так, и он не моя собственность. Не имею права требовать и даже просить проводить со мною всё его время. У него бизнес, работа, он отдельный от меня человек, но… почему-то именно сегодня так хочется скорее увидеть его, обнять, прижаться к груди, вдохнуть запах. Просто почувствовать его тепло.

Вечер кажется ещё более тяжёлым и мрачным. К тому же тревога внутри начинает нарастать, змеиться под кожей, жечься…

И вот я уже расхаживаю по квартире, не зная, чем себя занять. Включаю и выключаю телевизор, честно пытаюсь вчитаться и в книгу, и в конспект, но внимание расплывается. Зато оно непереставаемо возводит в памяти и концентрируется на сегодняшней болтовне Екатерины.

Я знаю, что это ошибка. Знаю!

Знаю, что так нельзя. Что я бы не хотела, чтобы Герман поступил со мной так же, хотя мне и совершенно нечего скрывать. Но я будто с ума схожу. Не знаю, что со мной и почему так себя веду. Сколько раз в фильмах видела и осуждала!

Но ничего не могу с собой поделать. Открываю шкаф и заглядываю в ящики с вещами Германа. Один, второй, тумбочка у кровати. Каждый раз сердце замирает, что я что-то обнаружу. Только что? Сама не понимаю, что ищу и хочу ли найти.

Раз замирает, два замирает, а потом ещё раз и застывает на несколько секунд. Болезненно так, противно… когда на пол выпадает коробочка, обтянутая красным бархатом.

А в ней, в коробочке этой… колечко. С камешком синим… сапфиром…

42

Уснуть не получается. С таким грохотом в груди ни за что не уснуть.

Коробочку я убрала туда, где нашла. Металась по квартире, словно загнанный зверь в клетке. Дважды бросалась вещи собирать, плакала у окна и даже со злости разбила стакан в кухне. Порезалась, пока осколки собирала, и снова расплакалась.

Мне кажется, я просто схожу с ума. Мне не нравится быть такой. Я не хочу быть такой. Это не я. Совсем иначе меня бабушка воспитывала.

Противно от себя. Мерзко. Стыдно.

В зеркало смотреть не хочется — тошнит аж от этого сумасшедшего блестящего взгляда.