— Нежная, великодушная дружба его вливала в сердце мое отраду, утешение, тогда, когда я готова была погрузиться в ужасное отчаяние, — с четко выверенным выражением явно процитировала откуда-то Лан Фан. За время нашего сравнительно недолгого знакомства она уже несколько раз так делала. Возможно, так она тренировала произношение. Или устраивала маленькие экзамены своей исключительной памяти. Источники её цитат порой были совершенно случайны. И мне почти никогда не удавалось их сходу определить.
— Автор неизвестен, — сказала Мария, видимо, снова беспардонно заглянув в мои мысли. Я уже привык.
— А знаете, — сказала она, сунув хворостину в огонь, — мне ведь накануне приснился сегодняшний вечер. Я прям точно осознавала, что именно сегодняшний. Только во сне не происходило ничего странного и страшного. Эмма все так же пела под гитару. Марк и Лам долго спорили о чём-то страшно занудном, а Лан Фан пыталась их разнять. А потом ты продекламировал свои новые стихи, и они оказались так себе… Ахах! Ну, не обижайся, тигр, я пошутила, этого во сне не было. Твои стихи прекрасны, всегда их буду любить. Какими бы они ни были… Ахахаха! Ну ладно! Ну всё! Больше не буду! Хах… Так вот, ничего необычного. Небо не сходило с ума, а реки не останавливались. Забавно. Будто на один вечер сон решил поменяться местами со скучной реальностью. Только вот…
Она вытащила загоревшуюся хворостину и стала внимательно рассматривать огонёк.
— Я лишь утром, обдумывая этот сон, поняла, что кое-что странное в этом сне. Точнее, кое-чего не было. Кое-кого. В моем сне не было меня. Вообще не было. Никогда. Вы никогда не были знакомы со мной. Даже ты, тигр. Потому что меня не существовало.
На секунду показалось, что сидящая рядом Мария и правда какая-то совершенно другая. Та, которую я никогда не знал. Я невольно поёжился.
Чушь. Нелепость.
— Нелепость какая, — опять, сама того не замечая, прочла мои мысли моя Мария. Она разглядывала кончик ветки, на котором только что погас огонь. — Будто и не горела вовсе…
Я посмотрел на её хворостину. А потом на очаг костра.
— Никто ведь не подбрасывал новых дров в огонь, верно? — Марк снова всё понял раньше остальных.
Не меньше двадцати минут прошло, всё должно было уже прогореть. А вода? Я посмотрел на висящий над огнем котёл. Она не то что не выкипела, даже не забурлила.
— Нет! Стой!
Прежде чем Мария успела остановить мою руку, я сунул палец в воду.
Все, замерев, смотрели на меня.
— Холодная, — ответил я на их немой вопрос, — прямо как в реке.
Казалось бы, что тут такого. Кто-то незаметно подбросил в котёл кусок льда (хотя откуда тут лёд?). Ну, а дрова… А что дрова? Может, обработаны каким-то специальным составом, чтобы от горения была одна только видимость. Может, и не древесина это вовсе. Конечно, непросто провернуть такой очень странный и изощренный розыгрыш. Особенно незаметно. Но уж точно не сложнее, чем остановить реку (экстренная постройка дамбы?). Не сложнее, чем сделать странное с небом (что?). И тем не менее, именно происшествие с костром стало для нас всех переломный моментом. Точкой невозвращения, за которой закончился наш мир. Простой, привычный, скучный, уютный, обыкновенный, горький, весёлый, беспокойный, твёрдый, жестокий, обычный, нелепый, родной, настоящий.
Что-то не так. Что-то очень не в порядке. Теперь в этом нет никаких сомнений.
Я услышал, как, ни кому не обращаясь и ни на кого не глядя, Эмма тихо пробормотала какую-то тарабарщину: "Алазакс отч окьлот я отч…"
Я увидел, как красивое лицо Лан Фан с выражением сосредоточенной внимательности вдруг сморщилось в жуткую гримасу. Гримасу боли? Страха? Обиды? Спрятав эту гримасу на груди Лама, она что-то ему прошептала тоненьким хрупким голосом. Потом они вместе встали. Лам с непроницаемо невозмутимым выражением сказал: "Мы пойдем". И они ушли по направлению к своему коттеджу.
Я почувствовал тупую боль в правом запястье, которое, оцепенев, всё сильнее сжимала Мария.
— Что я только что сказала? — странным, страшным шёпотом произнесла Эмма. — Что я только что сказала?!
Марк встал и исчез в том же направлении, в котором только что ушли Лам и Лан Фан. Минут пять его не было, а когда он вернулся, оказалось, что где-то там в, темноте, он нашёл и надел на себя задумчивый и очень скучный вид. Совершенно невозможный для него. Марк, которого я никогда не знал?
— Странно, — произнёс он задумчивым и скучным голосом. — Я когда дошёл до их коттеджа, там никого не оказалось. Свет не горел, но авто было на месте. Думал, они сюда вернулись.
— А ведь и цикад давно не слышно… — сказала Мария.
— Ну что за дерьмо!
Котелок, повинуясь носку ботинка Эммы, сорвался с зацепа и, расплескивая прохладную влагу, улетел куда-то в кусты. Но через секунду, будто повторяя движения в обратную сторону, по той же самой траектории он вернулся и снова повис над костром. Как если бы кто-то нажал на кнопку "отмотать назад".
— Ахх… Да ты издеваешься! — поперхнулась собственным гневом Эмма и занесла ногу для ещё одного удара.