Сначала жизнь. История некроманта (СИ)

Было жарко. В обед все собрались в круг возле большого, исходящего паром котла. Булькающая в нем похлебка пахла просто одуряюще. По кругу, из рук в руки поплыли караваи черного хлеба и куски прозрачного, истекающего жиром сала. Пучки лука и прочей душистой зелени лежали на чистых белых рушниках. Холодный квас, что привезли в больших кувшинах, заботливо обмотав тряпьем, чтобы не согрелся, можно было зачерпывать большими круглыми ложками.

А после обеда все улеглись в тени отдыхать, пережидая самое жаркое время.

В прошлом году Тосю и Мире еще не доверяли никакой работы, они всего лишь присматривали за малышней, в этом же пообещали, что они будут грести наравне со всеми. Правда, в первый день грести еще было нечего, трава должна была подсохнуть, и вместе с несколькими ребятами и девчонками постарше они с утра помогали готовить обед, а еще бегали по всему полю, таская косарям то попить, то точильные бруски, то еще какую-нибудь мелочь. Неудивительно, что к обеду оба устали так, как никогда в жизни. Мира после того, как поела, сразу заснула, а Тось, немного поворочавшись и с трудом разодрав слипающиеся глаза, понял, что последняя кружка кваса была лишней, и если он сейчас не отойдет в сторонку, то попросту лопнет.

Он встал и побрел между деревьями, выбирая местечко поуединеннее. Оказалось, что это не так просто сделать. Везде лежали или ходили односельчане, и Тосю, который считал себя уже большим, неудобно было делать свои дела при них. Наконец, он вроде бы нашел подходящий кустик, пристроился возле него и спустил штанишки. Быстренько закончив, собрался уходить, но вдруг услышал знакомые голоса и замер на месте, как испуганный птенец.

Говорили его отец и тетя Фелисия.

— … я так люблю тебя, Лиса, мне без тебя жизни нет…

Странный, какой-то мокрый, чмокающий звук. Негромкий стон.

— И мне без тебя жизни нет, Тось! И не было никогда!

— Ты такая красивая, Лиса, совсем не изменилась за столько лет!

— Неправда, Тось, слишком много их было, этих лет!

— Для меня все, как вчера, случилось.

— Не надо, Тось, увидит кто!….

— Мне плевать! Давай бросим все и уедем, куда глаза глядят!

— Да куда ж мы уедем-то? А дети? Хозяйство? На что жить-то будем?

— Проживем как-нибудь, руки есть, голова вроде тоже. А хозяйство пусть им остается, и дети тоже. Мне ничего не надо!

— Не говори так, Тось, ведь сынок же у тебя!

Ненавидящий то ли стон, то ли рык, от которого маленький Тось похолодел и покрылся мурашками, несмотря на жару.

— Не нужен мне никто, кроме тебя, Лиса! Никто не нужен!

— Мне тоже не нужен, ты знаешь, как я живу, иной раз хоть в петлю, но….

— Что «но»?

— Не поеду я с тобой никуда, Тось.

— Почему?

— Бесплодная я теперь, не смогу тебе ребеночка родить.

— Я же сказал, плевать!

— Тебе плевать, а мне не плевать! Болею я, Тось. Наверное, долго не поживу. А ты как же, один останешься? Бобылем будешь век доживать при живых жене и сыне?

— Если ты умрешь, то и я жить не буду!

— Семеро с тобой, Тось, и думать не смей! Поклянись сейчас же, что не наложишь на себя руки!

— Нет!

— Клянись!

— Нет….

— Тось, пожалуйста! Иначе вдруг мы не встретимся на том свете!

— Ладно, клянусь….

Снова долгий чмокающий звук, стоны, шорох одежды….

Устав от долгого неподвижного стояния, Тось переступил с ноги на ногу и…. под пяткой у него громко хрустнула ветка. Он в ужасе сорвался с места, успев краем глаза заметить, как шарахнулись друг от друга отец и тетка Фелисия, и понесся в сторону опушки, к людям.

Нечаянно открытая отцовская тайна ворочалась внутри горячим камнем, рождая злость и обиду. Значит, я ему не нужен! Значит, на нас с матерью ему плевать, и на Миру тоже! Пусть мы все тут одни останемся, ему все равно! Тось глотал слезы обиды и боли. Он чувствовал себя преданным. Тетку Фелисию он тоже любил, она была ему такой же матерью, как и своя собственная, и от нее он такого не ожидал.

Но от отца не ожидал еще больше.

Вот он, значит, какой, — думал Тось, едва сдерживая слезы. — Я его так люблю, а он меня совсем не любит. Если я умру, он даже не заметит.

Тось представил себя, лежащего неподвижно на погребальных досках, совсем как бабка Тева, на похоронах которой он недавно был, и отца, который равнодушно стоял рядом, даже не глядя на него. От этой картины Тосю стало так жалко себя, что захотелось плакать. Проглотив вставший в горле комок, он сжал кулаки и начал представлять, как вырастет и назло отцу станет большим и сильным, а еще героем, и тогда отец обо всем пожалеет, а Тось к нему даже не подойдет. И вообще — Тось как раз добежал до спящей сестренки — у него есть Мира и мама, которые его любят и никогда не бросят, а у отца только тетка Фелисия, которая скоро умрет, и тот останется один. Так ему и надо.

Тось улегся рядом с Мирой, вдыхая ее запах, такой знакомый и родной, и вскоре заснул.