Снадобье для вдовы

— Да, Ваше преосвященство, — ответил тот и достал из коробки кожаный футляр.

— Дай ему посмотреть, может, он ее знает. А сама она была бы источником ценной информации. И в любом случае необходимо сообщить ей о смерти мужа.

Улибе осторожно взял футляр и достал из него деревянную пластину овальной формы. Он перевернул картину и поднес ее к окну.

— Доводилось ли вам видеть ее раньше? — спросил епископ. — Если художник знает свое дело, она должна быть настоящей красавицей. — Он повернулся к дверям, как только они распахнулись, и в кабинет вошел лекарь со своей дочерью. — Добро пожаловать, мастер Исаак, госпожа Ракель. Мы сейчас говорим о загадочной даме на портрете.

— Добрый день, мастер Исаак, госпожа, — быстро проговорил Улибе. — Я не встречал эту даму, Ваше преосвященство, однако я знаю кое-кого, кто приходится ей родней. Сестра, а возможно, и умерший ребенок, котором она упоминает и который еще вчера утром был не более мертв, чем я сейчас.

— А может ли она быть его матерью? — спросил Бернат.

— Чьей матерью, отец Бернат? — уточнила Ракель.

— Паскуаля Робера, госпожа Ракель. Человека, которого убили во вторник утром, — ответил Бернат. Он взял портрет со стола и протянул его ей.

— Она слишком молода, чтобы быть его матерью, — заметила Ракель.

— Но, госпожа Ракель, мы же не знаем, когда был написан портрет, — произнес Беренгер снисходительно, но с теплотой. — Возможно, это было сделано, когда он сам был ребенком. Или даже еще не родился.

— Почему же не знаем, Ваше преосвященство, — удивилась Ракель. — Отделка корсажа на ее платье и крой рукавов вполне современные. Я видела такие платья на знатных дамах, когда весной мы были в Барселоне. Я бы сказала, что портрет написали в этом году, в крайнем случае — в прошлом, если только она не живет в таком месте, где мода опережает нас на год-два.

— Вы должным образом посрамили мое невежество, госпожа Ракель, — рассмеялся Беренгер. — Вы совершенно правы.

— Мнение эксперта, — улыбнулся Улибе. — И я согласен, хотя такие аргументы мне и в голову не пришли бы. Кстати, прическа тоже не производит впечатление старомодной.

— Конечно, нет, — подтвердила Ракель.

— В таком случае это его жена, — заключил Улибе. Он взял портрет, аккуратно положил его в футляр и спрятал его в глубинах своей туники.

— Известно ли нам, где она живет? — спросил Исаак.

— Никто ничего о ней не знает, — ответил епископ. — У нас есть ее портрет, но ее никто не узнал. Она может жить где угодно, от Арагона до Кастилии.

— Я бы сказал, что она какое-то время жила в Барселоне, — сказал Улибе. — Сделаю все возможное, чтобы найти ее.

— Мастер Исаак, — сказал Беренгер, — я еще не поблагодарил вас за то, что вы явились на мой зов, как будто у вас нет других дел, кроме как ублажать мои прихоти.

— Всегда к услугам Вашего преосвященства, — отозвался Исаак.

— Отлично. Тогда расскажите — так точно, как можете только вы — о том человеке, которого вы лечили в обители матушки Бенедикты.

Быстро, но четко Исаак описал состояние, расположение ран, лихорадку и бред больного.

— Все было кончено, мы только успели понять, что он из Кастилии.

— Можете ли вы сказать, когда он получил свои раны? — спросил Улибе.

— Чтобы началось загнивание, ранам подобного типа требуется несколько дней — четыре или пять. А с этого момента процесс развивается очень быстро, — добавил он. — Мы навестили его в среду вечером. Он мог быть ранен в предыдущий четверг — плюс-минус один-два дня.

— В четверг? Я должен с ним поговорить.

— К сожалению, милорд, это уже невозможно, — сказал Исаак. — Мы поместили его самое лучшее место — прохладное, хорошо проветриваемое — и делали для него все, что могли, но он был обречен еще прежде. Я знаю, что капитан несколько раз приходил к нему, пытаясь вытянуть из него как можно больше информации, пока он еще был способен ее давать, но удалось ему что-то узнать или нет — мне это неизвестно.

— Может ли кто-нибудь рассказать, как он выглядел?

Ракель очень точно описала внешность человека, подчеркнув, что он наверняка выглядел гораздо лучше, когда не был на смертном одре.

— Совершенно справедливо, госпожа, — кивнул Улибе, — но это никак не влияет на его рост, волосы, цвет глаз или форму его носа. Как правило, — добавил он. — Но в любом случае я его узнал. Он был одним из тех двоих, что следили за нами. Паскуаля это очень раздражало. В ночь, когда он пропал — а это был четверг — перед тем как я заснул, он сказал, что хочет с ними разобраться. Эта гнойная рана, которую вам пришлось лечить, вполне могла быть нанесена мечом Паскуаля. Или же его кинжалом.

— Его звали Мартин, — произнес епископ. — И он был из Туделы, что наш доктор, несомненно, сказал бы вам, если бы вы дали ему шанс.

— Простите, мастер Исаак.

— Не стоит даже говорить об этом. Тот второй, которого вы видели, несомненно, некий мастер Геральтдо, — откликнулся Исаак. — Когда Мартин из Туделы бредил, он постоянно умолял своего хозяина придти и спасти его. Мы спросили, кто его хозяин. Он ответил — Геральтдо. Казалось, он не считал нужным скрывать его имя.

— Геральтдо? — переспросил Улибе. — Я запомню.