Снайпер

- У Капитана была чистая душа, сэр. Сейчас мертвая, но белая и чистая. Никто не мог иметь против него чего-либо. Но подстрелили именно его, а не какого-то шантажиста.

- Возможно, потому, что Старик угрожал изобличением этому шантажисту?

Берт устало покачал головой:

- Вы просто гадаете, чем я занимался целых десять лет.

- Это не совсем так.

Распухшие суставы рук Берта побелели.

- Вы занимаетесь догадками, сэр, но это ложный путь. В жизни Капитана не было ничего такого, за что его кто-то мог бы упрекнуть.

- Не уверен, что могу сказать то же самое даже о своем лучшем друге, заметил Джерико.

- Вы еще не достаточно повзрослели, чтобы вот так, день за днем, на протяжении сорока лет наблюдать жизнь своего друга. Уж за эти-то годы можно было бы разглядеть в человеке что-то порочное.

- Расскажите мне, Берт, как получилось, что вы настолько сблизились со Стариком?

Берт достал из кармана сигарету и прикурил ее. Зажатая в одном из уголков его рта, она придавала Берту смешливое выражение, схожее с комиком в музыкальной комедии.

- Была война, сэр, - заговорил он, и сигарета каждый раз подпрыгивала в уголке рта. - Капитан и я всегда называли это "Войной". Возможно, для вас, молодых, которых призвали на вторую, это не имеет особого значения, но для нас та, первая, была "Войной" - с большой буквы. Этим летом будет пятидесятилетняя годовщина, когда мы повстречались с Капитаном. И если не считать первых трех лет, мы с ним больше не расставались. Можно сказать, что формально я был его слугой, но на самом деле мы являлись друзьями.

- Пятьдесят лет. Это получается одна тысяча девятьсот пятнадцатый год.

Берт кивнул:

- За рубеж он отправился с самой первой группой канадских военных. В Канаде его назначили капелланом. Оставался с ними до тех пор, пока американцы в 1917 году не разобрались с ситуацией. Мне был двадцать один год, когда мы повстречались с ним в реабилитационном госпитале в Хантингтоншире. У меня тогда удалили порядочно шрапнели из кишок, да и газа я тоже надышался. Капитан никогда не подчеркивал свою конфессиональную или национальную принадлежность. Все, кому была нужна помощь - будь ты белый или черный, - могли обращаться к нему. Я вспоминаю один вечер, когда он сидел с негром из Южной Африки, а у того была громадная рана в груди. Так он и просидел всю ночь, разговаривая с негром на его наречии. По-голландски, если мне не изменяет память. Капитан всегда имел склонность к языкам. Он мог "парле-ву" как настоящий лягушатник. Мог даже с вандалом каким-то переговорить, причем сделать так, что тот его поймет.

- Он был добрым человеком?

- Для большинства из нас он был воплощением Иисуса Христа, сэр. Однажды ночью скончался один негр - отошел умиротворенный, все время держась за руку Капитана. Он, Капитан, вообще был переполнен всевозможными шутками и хохмами, которые поддерживали тебя в минуты уныния. Когда я впервые познакомился с ним, меня не особо беспокоил вопрос, как обстоят дела в школе. Гораздо важнее для меня было то, что теперь я устроен до конца своих дней, а я считал, что их осталось не так уж и много. Капитан снова бросил меня в борьбу. У него был друг, хирург в канадской армии, и тот с его подачи заинтересовался мной. В гражданской жизни этот доктор был специалистом по желудочным болезням. Он так меня подтянул, что я при желании мог есть жареные гвозди. Я всем сердцем обязан Капитану за участие, помощь и поддержку. И найдутся еще тысячи, которые за все эти годы могли бы сказать: "Я обязан ему этим".

- Именно там, в больнице, вы и сдружились?

Берг кивнул:

- Да он никогда не знал, как позаботиться о себе. Мог целыми днями проходить в расстегнутом халате. Я стал приводить в порядок его одежду, заботиться о ней, смотреть за тем, чтобы она не развалилась на нем. Когда он решил переместиться к американцам в Лондоне, я подумал, что это конец нашим отношениям. Однако он пристроил меня к себе своим ординарцем. И я поехал с ним в Лондон, а затем в окопы, на передовую, где проходили самые жаркие бои.

Берт помолчал и опустил окурок своей сигареты в чашку с кофе.