Снайпер

– Я вас прямо здесь расстреляю и не буду ни с кем собачиться! А ты, старшина, – он повернул голову к седому, – пожалеешь, что не выполнил приказ.

– Да, старшина, жалко мне вас, если приходится с таким идиотом в роли командира служить! – в свою очередь сказал я старшине. А секундой спустя упал на колено. Этот ухарь политрук навскидку выстрелил в меня из пистолета. Так как прицелиться он не посчитал нужным, пуля пролетела, не задев меня, а следующую я уже не дал ему выпустить. Швырнув веревку, которая оставалась у меня в руках, ему в лицо, я рыбкой прыгнул в его сторону. Надо было брать дело в свои руки. Политрук от прилетевшей в него веревки отшатнулся и прозевал момент, когда я оказался рядом с ним. Пробив ему кулаком в грудь, другой рукой вцепился в руку с пистолетом. Пистолет он выронил сразу, так как дышать ему стало тяжело, и думать о другом он явно не спешил. Как ни странно, старшина оказался рядом, но помог он мне, а не своему командиру. На мой вопросительный взгляд ответил просто:

– Ваша тряпочка впечатляет, а его документов я вообще не видел.

– Это как? – спросил я, изумленно глядя на бойца. – Он что, просто представился политруком и начал вас строить?

А дело у них было вообще как в сказке. Неделю назад группа окруженцев из разбитого под Харьковом стрелкового полка встретила в лесу трех человек. Двух рядовых и этого самого политрука. Окруженцами тогда командовал командир роты, капитан Курочкин. Политрук, только появившись, начал показывать свою власть. Люди боялись расправы и были подавлены, слышали уже, как за трусость наказывают. У нас ведь нельзя ни в окружение попасть, ни в плен сдаться. Лучше с голой жопой на танки идти, это поощряется. Политрук подливал масла в огонь, проверял документы, обвинял в трусости. Причем сам никому и никогда своих не показывал. Капитан Курочкин, будучи раненным в руку, как-то странно скончался уже на вторую ночь, и политрук развернулся во всю силу. Дальше стали происходить еще более странные дела. Пробираясь из котла, люди забрели в болото, в глухом лесу было тихо, хоть песни пой. Но вдруг ночью на них вышли немцы, откуда, никто не мог знать. Когда, оторвавшись и зайдя еще глубже в топь, стали осматриваться, не обнаружили одного из бойцов политрука. Решили, что погиб во время атаки немцев. Через три дня пропал и второй, а на четвертый, когда выходили из леса, были атакованы противником. Причем каждый раз кто-нибудь, но замечал, что политрук в стычках не участвует. В итоге из ста сорока человек в живых осталось тридцать шесть. Людям нечего было есть, патронов почти не было, политрук вел и вел их на выход из болот. Они стали подозревать, что что-то не так, но боялись связываться с говнистым политруком. Тот за неделю успел расстрелять, обвиняя в трусости и паникерстве, четверых. Люди после окружения боялись всего, голодные, уставшие, они даже думать не смели о какой-то игре со стороны политрука. Когда решили напасть на егерей, политрук всячески их удерживал, но люди уже не слушали, все тупо хотели есть. Зная, что у немцев всегда есть еда и боеприпасы, они пошли в атаку. Увидев нас, конвоируемых фашистами, политрук и крикнул, только вот, похоже, не нам.

Вечером, когда я закончил с допросом политрука, обсудили дальнейшие перспективы. Мы с Муратом предложили оставшимся в живых окруженцам выходить вместе с нами. А политрук-то оказался не совсем тем, кем представился. Может, и не «Брандербург», но работал по той же схеме. Мурат побеседовал с ним всего двадцать минут, тот выложил весь расклад. Было в их группе одиннадцать рыл, по дороге, а в леса они ушли еще до взятия немцами Харькова, погибли и ушли из отряда, выполняя задание, восемь солдат. Много позже стало известно, что исчезали они не случайно. Каждого политрук отправлял к немцам с заданием. Вот их и щипали всю дорогу.

Кончать политрука мы не стали, хотя после беседы с казахом от него мало что осталось. Да и хрен с ним, выйдем к нашим, нехай с ним особисты разбираются, главное, что вообще взяли его.

По сведениям шпиона-политрука, стало известно, что таких групп, как у него, очень много. Действуют по всем фронтам, в группы собраны прибалты, поляки и даже наши, советские люди. Политрук рассказал, что многие, попавшие в плен в июне-июле сорок первого, изъявили желание служить рейху. Конечно, мы не поверили, что таких было много, но они были, куда уж без этого. Во все времена находились люди, недовольные властью, жизнью, готовые на все ради хорошей жизни. Обещать-то им такую обещали, да вот думаю, вряд ли кто из них что-то получал. Пулю скорее, это более вероятно.

Сам политрук оказался поляком, но всю жизнь прожил в Западной Белорусии, поэтому по-русски чесал лучше нас.